Выдающийся вокальный педагог Светлана Григорьевна Нестеренко называла своей любимой ученицей – Динару Алиеву. Оперная певица (сопрано) выступает на сценах крупнейших оперных театров мира, таких как Венская государственная опера, Королевский театр Ковент-Гарден (Лондон), Парижская национальная опера, Латвийская национальная опера, Большой театр Лисео (Барселона), Михайловский театр, Государственная опера в Гамбурге, Баварская государственная опера (Мюнхен), Опера Франкфурта, театр Реджо (Парма), Королевский театр Ла Монне (Брюссель), Китайский государственный театр пекинской оперы, Новая израильская опера.
Основательница Международного музыкального фестиваля Динары Алиевой «OperaArt», который проходит в Москве с 2015 года. В дискографии - 6 работ. Народная артистка Азербайджана, лауреат Международного конкурса оперных певцов им. Марии Каллас (Греция, II премия, 2007), Международного конкурса молодых оперных певцов Елены Образцовой (Санкт-Петербург, II премия, 2007), Международного конкурса им. Франсиско Виньяса (Барселона, II премия, 2010), международного конкурса Пласидо Доминго «Опералия» (Милан, III премия, 2010), обладательница почетной медали Фонда Ирины Архиповой вспоминает о работе со своим вокальным педагогом Светланой Григорьевной Нестеренко.
- Я считаю, что вообще педагогов нельзя забывать. Любых. Всегда и везде рассказываю, кто у меня был до Светланы Григорьевны. Но она сыграла особую роль в моей жизни, потому что я приехала в Москву, это был 2006 год, и мне посчастливилось познакомиться именно с ней и все мое становление как личности, как певицы – это заслуга Светланы Григорьевны. Меня спрашивали часто, причем не только в России, куда бы я ни приезжала: «У кого вы учились? Вы учились в Италии? Почему у вас такая кантилена, такое дыхание?!» Я отвечаю: «Нет, мой педагог – Светлана Григорьевна Нестеренко». Она всегда со мной. У меня все сохранилось в записях, и поначалу я даже боялась включать, чтобы попытаться распеться вместе с ней, думала, в каком состоянии буду, смогу ли я это сделать. Но удивительно, она была со мной, как будто ничего не произошло! У нее было очень много учеников и как-то так получилось, что я стала самой любимой.
Расскажите о вашей первой встрече.
- Это был 2005 или 2006 год, я пришла к ней в Академию Гнесиных, нас познакомил концертмейстер Михаил Сеновалов. Я готовилась на конкурс Галины Павловны Вишневской. Приехала из Баку, я там была уже звезда, работала в оперном театре. Репертуар – начиная от «Травиаты» заканчивая чуть ли не «Тоской». Но моя интуиция подсказывала, что я уже запуталась в своей технике. Понимала, что у меня идет природа, а техники нет. И меня познакомили со Светланой Григорьевной. Я немного волновалась. У неё был такой вид – она вся в белом, напоминала мне врача. И говорит: «Ну, деточка, давай, ну спой мне! Что у тебя там есть?» Я говорю: «Сила судьбы» из Верди, «Травиата»» - «Ну, давай мне спой «Силу судьбы»». Я пою «Силу судьбы». Потом она говорит: «А теперь «Травиату». И «Травиату» уже не получилось, с голосом нельзя так, это я сегодня понимаю, а тогда мне было 24 года и молодость давала о себе знать. И, конечно, я поначалу очень волновалась, приходя к ней на урок. Но при этом у нас сразу возникло взаимопонимание. Она мне сказала: «Ты там звезда, а здесь ты никто. Ты готова начать все сначала?». Я говорю: «А как?» – «Просто замолчать и начать все сначала».
И мне потребовался практически год, я перестраивала свой вокальный аппарат полностью. Мне это было тяжело, потому что там у меня концерты, спектакли, а здесь реально с нуля. Я безумно благодарна Светлане Григорьевне, мы вместе работали практически 15 лет. Без нее ты не можешь находиться, это настолько близкий тебе человек. Но технически она уже не могла чем-то помочь, говорила: «Динара, уже все, что я могла, я тебе сделала!» Большой путь мы с ней проделали.
Когда ко мне обращаются молодые, что вот мы хотим сразу и быстро – так не бывает, ни у кого. Природа есть природа, но это то же самое, что алмаз, которому нужна огранка, чтобы получился бриллиант. И Светлана Григорьевна обладала исключительным чутьем, она могла увидеть задатки, чтобы потом их развить. И иногда даже бывало так, что, может быть, кто-то отказывался от того или иного студента, а она брала и в итоге получалось.
Почему вы ей поверили?
- Потому что она была искренней, я почувствовала в ней вот эту искренность и профессионализм. Я сразу ей доверилась. У меня же было очень много возможностей заниматься, мне предлагали уехать в Лондон и быть студенткой Молодежной программы там. Но я понимала, что потеряю Светлану Григорьевну и для меня все время «потеряю Светлану Григорьевну» было в приоритете. И эта теплота ее… Она ко всем, кого любила, относилась, как к своему родному человеку. Вплоть до того, что «тебе нужно лекарство, оно у меня есть», «тебе нужна какая-то сменная обувь, у меня все есть». Она стала мне второй мамой, это правда.
Наверное, за годы совместной работы сформировались какие-то традиции?
- Наши традиции на двоих – это обязательно распевка, 20 минут до спектакля. Обязательно она должна была прийти в день моего спектакля. Даже если она себя неважно чувствовала, она обязательно была со мной. И Светлана Григорьевна обладала именно таким качеством как психолог, могла успокоить. Мы же люди эмоциональные. Она могла найти к каждому подход, в том числе и ко мне. Я очень импульсивный человек. И она как психолог на меня действовала через распевку, настраивалась, успокаивалась и вперед. В бой!
Вы от нее услышали когда-нибудь: «Теперь ты настоящая звезда!»?
- Да, я слышала - «ты - настоящий мастер». И были такие уроки, где она сидела и плакала. Было такое, что: «Ну вот, наконец придет Алиева и я хоть немножко отдохну и послушаю!»
А вместе плакали когда-нибудь?
- Плакали. У нас много было конкурсов. Все мои шесть лауреатств, конкурс «Опералия», конкурс Марии Каллас и так далее – это все было вместе проделано. Вы понимаете, что такое работа на конкурс? Это нервы, это терпение и, соответственно, всегда вместе. Много дебютов, которые прошли в моих знаковых театрах, она всегда была со мной. Поэтому были и слезы, и много других эмоций. Все-все-все.
Она была настолько мне близким человеком, что, само собой разумеется, обсудить платье, макияж, какие у меня серьги, что есть и не есть и многое другое.
Помню, у меня был дебют в Большом театре, это опера «Дон Карлос», партия Елизаветы. На меня надели парик. Он был сшит не на мою голову, и она говорит, буквально перед выходом: «Это ужасный парик, снимите с нее парик!». Но уже ничего нельзя было сделать. Она пошла в зал, она любила сидеть в восьмой ложе на исторической сцене. Пришла в антракте: «Нормальный парик, нормальный. Это мне близко не понравился!». Таких моментов было очень много.
Светлана Григорьевна любила всегда ходить со своим темным шоколадом – черный шоколад. И раздавала мне его понемногу. Конечно, у нас были застолья и после спектакля, но мы старались ограничиваться сладким.
Светлана Григорьевна рассказывала вам о том, почему она сама не стала певицей?
- Хочу отметить то, что педагог и хороший певец – это абсолютно разные вещи. Вот я знаю очень много певиц, даже с большим именем, которые преподают в Италии, известные фамилии, не буду называть, но как педагоги они не очень. Они могут подсказать стилистически, но технически – ничего. Светлана Григорьевна не пела, все было через призму техники. И для этого нужно обладать, конечно, вокальными мозгами, чтобы это все выстраивать в своей голове и развивать – вот это ценно. И таких педагогов нет. В России, понимаете? Это был единственный такой человек. Удивляло меня ещё вот что. Пришел к ней, допустим, человек с хорошим голосом. На каком-то этапе он споткнулся, произошли какие-то изменения и теряется техника вокальная. И она умудрялась восстанавливать этот голос – вот это ценно, потому что не каждый педагог берется именно за такую кропотливую работу, вот так, по одной бусинке нанизывать, находить тот тон, который оставался еще живым и восстановить этот весь голос. Для меня это было просто поразительно!
Она рассуждала на тему того, что жизнь идет, возраст наступает определенный, что будет дальше, кто будет продолжать эту уникальную методику?
- Я очень жалею, что мы как раз на эту тему с ней не разговаривали. Но я знаю одно, что 15 лет не могут пройти бесследно и то, что вкладывала она в меня, конечно же, я могу передать это любому другому студенту. Просто у меня пока нет этого желания, потому что быть педагогом – это немножко иное. Это надо иметь большое терпение и ответственность за каждого человека, с кем ты будешь заниматься. И психологом надо быть, конечно же. Поэтому, наверное, придет время, когда я этим займусь и, естественно, я все передам – то, чему она меня научила. Единственное, что сожалею, что Светлана Григорьевна не написала книги. Она была просто ходячая энциклопедия. Это нужно было сделать. Мы же думали, что все вечно живем и вот…
Светлана Григорьевна говорила, что национальные особенности голоса очень важны. Она использовала это в работе с вами?
- Место рождения, конечно, оставляет свой след. Я родилась в Баку, безусловно, солнце-море – это все отражается на тембре. У нас много хороших голосов, а школы нет. И мы достигали того, чтобы не испортить тембр, который у меня есть от природы. Но при этом достичь техники такой, чтобы в европейских театрах это был мировой уровень и не возникало никаких вопросов. Но главное, вокальные мозги.
Очень много певцов имеют большие красивые голоса, но при этом плохую голову. Она всегда говорила мне: «У тебя – математическая голова и потрясающая интуиция».
Если в дипломе у вокалиста стоит подпись «Нестеренко» - это знак качества?
- Несомненно, это знак качества. Но, к сожалению, есть студенты, которые тоже занимались у Светланы Григорьевны и, но не сделали той или иной карьеры. По разным причинам. Есть несколько имен, о которых она говорила: «Это моя боль!», потому что вложено было много, но по стечению обстоятельств жизненных в итоге терялось все. Ведь мы если не попоем один-два-три дня, потом это все слышно. И, естественно, когда работа останавливалась, или кто-то её сворачивал, находил другого педагога, поэтому некоторых студентов она уже не хотела выводить как своих, потому что это уже не тот уровень.
Кто-то когда-то хлопал дверью?
- Никогда. Никогда она не повышала на меня голос. Кстати, по-моему, я была единственная, на кого она не повышала голос. Потому что я видела уроки, где было очень жестко с некоторыми учениками. Я еще раз говорю, что ни с кем я больше никогда не занималась. Это был единственный мой педагог, которому я доверилась полностью. Не могу даже привести такой пример, правда. Потому как не было дня, чтобы я не позвонила ей. Вот вы понимаете, один день у нас не было какого-то звонка телефонного, она мне говорит: «Куда ты пропала?» То есть можно не заниматься, но просто пообщаться, как дела, как настроение?
Светлана Григорьевна продолжала быть активным человеком в пандемию?
- До последнего находила новые голоса, молодых артистов. Из-за пандемии она была какое-то время в Волгограде, звонила мне, говорила: «Я не могу уже, я хочу работать!». А я убеждала: «Светлана Григорьевна, ведь сейчас такой период, не надо ходить в Академию, не надо преподавать. Давайте как-то обойдемся!» – «Да ну, я не могу уже сидеть на месте!». Всегда была цель – найти что-то новое.
Вы бывали у нее дома, наверняка, знакомы с семьёй?
- Она очень любила свою семью. У неё прекрасные внуки. Я помню даже маленького Гришу с большими ресничками. Она безумно любила своих сыновей. Всегда говорила очень тепло о них. И, конечно, отчасти она пожертвовала своей семьей, уехав из Волгограда в Москву. Рискнула остаться здесь практически одна. Ещё хочу сказать об уюте в её доме. Так все чистенько, аккуратненько. Когда я приходила, обязательно должна была попить кофе, что-то съесть. Никогда так не отпускала.
Что-то осталось у вас на память о педагоге?
- Конечно, осталось. У меня есть, например, кашемировый шарфик, который она подарила. Если какое-то недомогание или я себя неважно чувствую, он меня всегда спасает. И есть ещё другие подарочки, которые теперь со мной.
У вас были секреты, которые вы рассказывали только ей?
- Это был второй человек после мамы, которому я могла все рассказать. Я знала, что это никуда не уйдет и будет правильный совет, спокойный, вразумительный.
Какой профессиональный или жизненный ее совет вас спас в какой-то ситуации?
- Бывали творческие моменты, когда я не хотела продолжать карьеру, хотела все бросить. Понятное дело, что эта была эмоция, нужно же правильно что-то ответить в этот момент. Она всегда мне говорила так: «Тебя Бог поцеловал, нельзя, это будет большой грех». Я очень верующий человек, понимала, что она права и нужно дальше идти.
Номер Светланы Григорьевны в вашей телефонной книге остался?
- И номер остался, и все смс-ки остались. И последнее сообщение. Неотвеченное…
Я понимала, что все плохо, хотела ее подбодрить. Не понимаю врачей, почему ей в реанимации не оставили телефон. Поддержка близких именно в такой момент важна. Я все время писала, безответно. Она очень хотела, чтобы я спела «Тоску», это как бы такой знаковый переход в драматический репертуар. Я ей написала смс: «Светлана Григорьевна, мне дали «Тоску», я буду петь премьеру в Большом театре, мы сделаем эту работу вместе».
Если бы у вас сейчас была возможность отправить ей еще одно сообщение, которое она точно прочитает, что бы вы там написали?
- Я бы написала, что я ее люблю.