Дмитрий Бикбаев: «Театр – мой кислород».

Режиссер, актер, продюсер, руководитель открытого театрального пространства «Арт-Платформа» Дмитрий Бикбаев стал очередным гостем цикла интеллектуальных интервью Persona Grata.

К кому готов пойти в подмастерья, что произойдет, если на спектакле будет пустой зал, чем может пожертвовать ради искусства, скучает ли по энергетике стадионов, о работе в Голливуде и многом другом – в большом разговоре в новом выпуске проекта.

Театральная Москва знает вас не только как талантливого актера, но и как уникального режиссера. Но у нас большая страна, не все ходят в театр, но все смотрят телевизор и слушают популярную музыку. Поэтому для многих вы тот самый солист популярной музыкальной группы, который куда-то пропал. Давайте сразу для большой аудитории, скажем, куда пропал Дмитрий Бикбаев, и что произошло за 13 лет после окончания работы в группе?

- Конечно, это был период наибольшей узнаваемости. Идешь, например, по Нью-Йорку и останавливается такси, оттуда русский голос кричит: «Ребята, я сегодня иду на ваш концерт!» Но театр всегда был для меня на первом месте. И, конечно, этот поход за медийной составляющей своей карьеры был у меня осознанный. Я понимал, на что иду, осмысленно пожертвовал актерской карьерой. У меня никогда не было желания быть исполнителем на сцене, я хотел быть автором. Но для того, чтобы получить ресурсы к воплощению своих идей, замыслов нужно обладать высокой удельной стоимостью, в том числе медийной, поэтому пошел и на «Фабрику звезд», занесло в шоу-бизнес. Я даже не планировал, что что-то сложится, но на первых порах была теплая атмосфера внутри коллектива, в дуэте с моим коллегой, музыкантом Владом Соколовским. Потом, конечно, эта атмосфера немножечко изменилась, трансформировалась. Влад всегда хотел быть на сцене. Я хотел заниматься театром и, конечно, пути творческие разошлись. Что касается того, что пропал-не пропал. Все сильно поменялось. Когда-то я был в телевизоре достаточно много. Узнавали, принимали, все ясно. Сейчас масса источников получения информации. Например, занимаясь организацией одного крупного события для молодежи в Москве, работая плотно с Департаментом культуры города, я должен был подобрать артистов, которые бы пели для молодежи, для детей. Предложил спросить у самих детей, кого они хотят услышать. Увидел подборку и понял, что уже нахожусь где-то в серьезном прошлом, потому что у них есть свои герои, о которых мы ничего не знаем. Их не показывают по телевизору. Вся аудитория жестко сегментирована, все сидят в своих ячейках, собирают свои концерты. Сейчас уже, наверное, невозможно, что ты идешь по улице, и тебя узнают и бабушка, и ребенок, и служащие, и военнослужащие. Все. Сейчас таких звезд очень мало. По сути, раз в два-три года такие артисты появляются, да и они уже не для всех будут узнаваемыми. Так что, не я пропал из телевизора, а телевизор пропал сам по себе как источник единого информационного потока. А я занимаюсь своим любимым делом. Это некий рудимент восприятия артиста – не показывают по телевизору, значит, пропал. Важно, сколько у человека есть самореализации и насколько он востребован, как профессионал в той сфере, которую он для себя избрал как основную. А здесь, мне кажется, я еще в начале пути, только начинаю какие-то серьезные спектакли, какие-то уважаемые гости приходят на этот спектакль, говорят ободряющие слова. Для меня это очень важно. С точки зрения режиссуры я просто еще не родился, несмотря на то, что у меня больше 50 театральных постановок, но из них какого-то особенного спектакля пока я не могу выделить. И сейчас еще пойду учиться, хотя уже три высших профильных образования есть, я все равно пойду учиться режиссуре. Надеюсь, что мастер, к которому я подал заявку, примет меня к себе в подмастерья.

О ком идет речь?

- Давайте, я сначала поступлю (улыбается). С другой стороны, чего скрывать. Григорий Заславский в ГИТИСе объявил набор на курс Константина Богомолова. Это для тех, у кого есть базовое творческое образование. Это уже режиссерское повышение квалификации до серьезного профессионального уровня. Я решил, что для меня Константин Богомолов - интересный режиссер. Не все его спектакли мне нравятся. Может быть, сейчас, учитывая, что я пытаюсь стать его студентом, не стоит об этом говорить, но не все спектакли вызывают у меня отклик.

Знакомы лично?

- Это забавная ситуация. Я выпускал очень серьезный большой проект в прямом эфире, с миллионными просмотрами. Константин и Григорий были вместе со мной на сцене. Мы поздравляли победителей, после этого они посмотрели спектакль, который я поставил. Позже объявили об этом наборе, и я подумал, что это некий знак, потому что они достаточно позитивно восприняли то, что увидели на сцене. Понятно, что это был не в полную мощь драматический спектакль. Это был специальный проект, созданный в узких рамках. Но отметили, что это было очень, так сказать, со вкусом сделано. Как отмечал Римас Владимирович Туминас: «Для режиссеров вкус - это уже 50% успеха». И если в том проекте у меня получилось, надеюсь, что они примут это во внимание, и я попаду в ГИТИС уже за четвертый корочкой (смеется).

Есть очень модное сейчас слово – «триггер». При фразе «Катя, возьми телефон», какой у вас триггер срабатывает?

- Самый позитивный. Уже на спектакли ко мне приходят люди достаточно взрослые и произносят те самые слова, которые раньше могли слышать только мастера сцены: «Я выросла на ваших песнях, Дмитрий!» Приходит с детьми и говорят о том, что тот период, когда я много работал как исполнитель, ассоциируется с лучшими воспоминаниями детства, молодости, юности. Это не может вызывать негативного отклика. Я же делаю не только театральные, но и медиапроекты. И возможность побывать в кадре на самом ярком на тот момент телевизионном музыкальном проекте страны, побывать за кулисами, ощутить на себе работу профессионалов высочайшего уровня, конечно, это все стало базисом моей профессиональной личности. И сейчас, создавая и реализовывая, в том числе большие музыкальные проекты с миллионными просмотрами в прямом эфире, где уже мои участники, которыми я горжусь, для которых я подбираю репертуар и образ, я понимаю, что без того периода, у меня бы не было возможности так быстро, так точно, в достаточно высоком темпе делать их. Это все опыт. Его нужно принять, и с благодарностью к судьбе идти дальше. Безусловно, нельзя его слепо принимать. Нужно осмыслить. Конечно, тогда были и режиссерские ошибки с точки зрения создания визуального дополнения этой песни, и маркетинговые просчеты продюсеров, потому что не учли элементарно культурное многообразие нашей страны. Но мы были тогда исполнителями, мы честно служили этому делу. Мы с Владом исполняли задачи, которые перед нами ставили наши руководители. Но получили тот отклик, который получили. Сейчас я это понимаю, могу разложить и песню по крупицам, и клип по атомам. И это хорошо, потому что, по отношению к своим участникам, к своим подопечным, к детям, сколько бы им ни было лет, я уже так опрометчиво не поступлю. Откуда этот вывод во мне? Почему, уходя с моего проекта, у участников идет рост? Потому что они никогда не будут для меня ресурсом. Потому что я сам был ресурсом. Как я могу допустить это в будущем этих людей? Нет, конечно. Поэтому все опыт и все с благодарностью.

В вашем телефоне есть номер Влада Соколовского?

- Конечно. Я обожаю Влада. У нас был период, когда мы с ним достаточно долго не общались. Это было связано с серьезной творческой конкуренцией, акцентирую на этом внимание. Но в момент, когда я понял, что все мои мечты, которые были связаны с карьерой музыканта, исполнены, и сейчас остались мечты, исключительно связанные с театральным делом, я отказался от карьеры исполнителя даже как драматического актера, полностью уйдя со сцены, сконцентрировавшись на управлении, на продюсировании, и, конечно, на создании спектаклей как автор и режиссер. Я позвонил его отцу, потому что я знаю, насколько много он для него значит, мы придумали некий план, как встретиться с Владом, чтобы все прошло максимально позитивно. Все так и прошло. Влада подготовили. И, как выяснилось, никакого фундаментального противоречия между нами в человеческом плане нет и никогда не было. Мы, действительно, значимую часть нашей молодости были друг с другом. Это прекрасные воспоминания. Никаких обид. Можно ли сказать, что сейчас мы близки как люди? Ну, конечно, нет. У него своя жизнь, свои приоритеты, у меня свои. Но если он в любой момент обратиться ко мне за поддержкой и помощью, я ему точно не откажу. Да так и будет, потому что он навсегда останется для меня одним из самых близких людей в моей жизни.

В вашем телефоне много номеров тех людей, которым вы можете позвонить, если вдруг что-то случилось?

- В моей жизни было достаточное количество испытаний, когда мне очень нужна была помощь и поддержка. И далеко не всегда те люди, даже, которые имели возможность, эту поддержку оказывали. Почему? Бог им судья. Я стараюсь всем помогать и никому не отказывать. Только лишь потому, что я сам был на месте, когда нуждался в помощи. Я стараюсь никого ни о чем не просить, и это моя жизненная позиция. Все, чего я достигаю в своей жизни, не только потому, что я этого хочу. Я к этому иду, не щажу себя, испепеляю себя. Это важно. Конечно, есть наставники, те люди, на кого я равняюсь. Но буду ли я у них что-то просить? Скорее всего, нет. И все те большие люди, с которыми у меня есть шанс общаться, работать, взаимодействовать, они все это подтвердят, я никогда не прошу. Я жду, когда мне предложат.

В работе вы больше одиночка или человек команды?

- Очень долгое время я был человеком-одиночкой. Считал, что прежде всего надо закалять свой характер трудом и невероятной включенностью во все процессы. Но пришла пора, когда нужно было вырасти штанишек исполнителя, а стать все-таки руководителем. А если ты хочешь расти именно как руководитель, человек, который в состоянии обеспечивать большое количество различных процессов, ты обязан научиться делегировать значимую часть своих функций и полномочий. Не будет роста у тебя и у твоих проектов, если ты будешь все время заниматься исполнительским задачами, ты должен в какой-то момент думать наперед, на стратегию, на развитие своей организации. Здесь, конечно, возникает команда, те люди, которые растут вместе с тобой, которых ты должен растить под те задачи, куда ты движешься, мотивировать, беречь. Тогда будет рост. Проект, которым я сейчас занимаюсь, открытое театральное пространство «Арт-платформа», демонстрирует не только экономический успех и рост. Он еще и обретает некое влияние внутри отрасли, что меня очень радует. А это серьезная штука, театралов не так-то просто удивить и привлечь их внимание. И растем мы ровно потому, что рядом со мной люди, для которых тоже важно, чтобы мы росли. Эту команду я собирал, результатами работы горжусь и об этом заявляю. Если раньше все время звучала только моя фамилия, теперь мне очень важно, чтобы эти люди находились в коммуникации с другими нашими партнерами, чтобы их фамилия росла вместе с нами, с брендом нашей организации. Пусть они тоже будут большими людьми, которые состоялись в отрасли. Для меня это важно, тогда и я буду еще больше, потому что мы вместе работаем в одной организации.

Для творческого человека очень важна энергетическая составляющая. Говорят, что артистам, которые получили укол огромной энергетики, выступая на стадионах, на больших сценах, на огромных площадках, потом сложно сократить свою аудиторию до более камерной, театральной. Этот укол не стал для вас зависимостью? Сейчас и вы, и ваш зритель существуете в другом пространстве. Не возникает ли у вас дефицит той энергетики?

- Нужно внимательно посмотреть на целеполагание. Если бы я хотел реализовать себя как артист, я бы, наверное, сейчас испытывал некий дискомфорт. Я с детства мечтал быть режиссером, даже неосознанно. Стать признанным режиссером достаточно непростая задача. Потому что, будучи, например, автором, ты можешь запечатлеть результат своего творчества. И если тебя не признали сейчас, потом будет миг, когда признает следующее поколение публики. С театральным делом так нельзя. У меня время есть только здесь и сейчас. И я сконцентрирован на этом. Все те шаги, которые были у меня до этого, они были для меня лишь средством достижения главной мечты и цели. У меня было их много, и прекрасно, что большая часть из них реализована. Мечтал спеть в Олимпийском. Спел. Мечтал, чтобы стадион скандировал мои песни, которые я написал. И когда я это ощутил, тогда я со спокойной совестью ушел со сцены. Что касается драматического исполнительского дела, когда я был актером, у меня тоже были определенные мечты, я тоже их достиг. Я хотел играть Дориана Грея. Я хотел, чтобы в театре героев и героинь я со своим ростом, не очень уж удачным лицом, все-таки исполнял заглавную роль. В роли Дориана Грея я играл 10 лет при переаншлагах. Люди стоя смотрели этот спектакль. Потом я ушел. На пике. По-моему, спектакль до сих пор идет. Меня периодически просят вернуться. Свой уход тогда считаю абсолютно осознанным и правильным. Изначально мечта была стать автором, которого зритель может чувствовать. Ну не может актер, певец достигнуть этой цели. Кто-то, наверное, может, но у меня нет таланта композитора и действительно большого исполнителя. Я же тоже это понимаю. Пусть на этом месте стоят те люди, которые для этого рождены. А я очень надеюсь, что я все-таки рожден для того, чтобы спектаклями, этими объемными сложными образами, уничтожая мир, который я вижу, собирая новый какой-то мир, создавать его на сцене, наполнять его чувствами, чтобы зритель декодируя эти образы, трансформировал свою реальную жизнь. Вот какая задача. Она всегда передо мной была, я к этому шел и иду, никаких результатов, повторюсь, здесь не достиг. Если мой «Олимпийский» был уже давно, книгу хотел написать – написал, снялся в кино, записал альбом, то здесь я в процессе. Я не могу сказать, что я режиссер, который в состоянии находить эту незримый связь с публикой, просто, не думая, и стопроцентно всегда. Я в процессе. И это мне интересно. Надеюсь, что все-таки театр - это тот вид искусства, в котором я чувствовал бесконечность, когда в него попал, и пока еще ее чувствую, и она нисколько не уменьшается. Я хочу быть в театре, жить в театре, не могу дышать без театра, потому что театр - мой кислород, которым я живу, жертвуя при этом, кстати сказать, личной жизнью полностью. Я, действительно, служу театральному делу в самом объемном понимании этого слова.

Однажды я брала интервью у вашего коллеги Дмитрия Бертмана, руководителя Московского музыкального театра «Геликон-Опера». И он сказал мне о том, что сцене обязательно нужно приносить жертву. У каждого жертва своя. Вы сказали, что в том числе и личной жизнью жертвуете. Стоит оно того? Мы знаем очень много историй разных людей, великих и обычных, которые отдавали что-то в жертву во имя искусства, во имя каких-то высоких целей, но подводя итоги в зрелом возрасте, не каждый из них утвердительно отвечал на вопрос, стоило ли оно того.

- Здесь не существует золотого сечения, как оно надо. Раз – и кругом гармония. Это все равно, что попросить человека оглянуться на свою жизнь, все ли в ней так, как замышлял и планировал? Здесь идеального конструктива не существует. Каждый принимает решение самостоятельно. Он с добром или злом, как он определяет успешность. Это настолько сфера частных, более того, нематериальных вещей, которые можно только почувствовать, определить внутри себя, внутри своей души, что искать здесь идеальное правило просто невозможно и не нужно ни в коем случае. Если я сейчас наполнен и мне дает энергию для жизни служение сцене, создание спектаклей, счастье от пребывания в зале, который смотрит твой спектакль, и это дает мне неописуемое счастье, то, конечно, я этим занимаюсь. У меня аж мурашки пошли, потому что я вспомнил этот момент. Действительно, когда случается этот контакт зрительного зала и артистов на сцене, а я становлюсь режиссером, сторонним наблюдателем, я чувствую это счастье, да. Если мне для этого сейчас, так сложились обстоятельства, нужно пожертвовать значимой частью своего личного времени, которое можно потратить на построение семьи, на отдых и много еще на что, то, да, это мой выбор. Как можно себя осуждать за ошибки? Это глупость. Мы с вами эту тему обсуждали. Пойду дальше. Советовать здесь бессмысленно. Каждый пусть решает сам. То, как складывается твоя жизнь, в каком она состоянии, это мера твоей личной ответственности. Никто не виноват. Тебя могут наставить? Да. Это могут быть учителя, люди, которые написали произведение, ты его прочитал или посмотрел, переосмыслил свою жизнь. Но решения принимать должен ты сам. И поэтому, если кто-то считает, что жизнь сложилась не так, как должна, то, мне кажется, не совсем точно так к жизни относиться. Сложилась так, как сложилась, и спасибо ей за это большое.

Помимо того, что вы сами учитесь постоянно и образование для вас важная составляющая, вы еще являетесь наставником и для других. В Театре Луны вы работали с детьми. Сейчас на платформе вы тоже работаете со школьниками. Помогаете им реализоваться, почувствовать себя артистами. Это некоторая компенсация отсутствия их в личной жизни? Или это возможность на том этапе, которого вы достигли, поделиться с теми, кто еще до этого момента не дошел?

- Тут вы, конечно, зрите в корень, и к этой мысли я пришел. Я очень серьезно, ответственно и с большой любовью подхожу к работе с детскими аудиториями в наших проектах. Потому что, действительно, мне пока эту любовь подарить некому с точки зрения своих детей. Конечно, очень хочется уже построить свою семью. Надеюсь, что где-то сейчас что-то маячит. И я в этом смысле тоже буду реализован, потому что это тоже важно. Наставничество для меня - обязательный пункт занятия театром. Объясню. Я очень долго не мог найти смысл жизни вот в таком молодежном восприятии этого слова. Ради чего я живу? И в один из моментов я попал на дипломный спектакль студентов школы-студии МХАТ, там было двое ребят, которых я когда-то нашел на кастинге и с обоими имел возможность, счастье, заниматься. Кого-то силой выводить на сцену, брать в руки гитару и заставлять быть артистом. Человек упирался, говорил, что не будет кривляться. Сейчас, кстати, в ведущих ролях в МХТ имени Чехова. И когда я был на их спектакле, я прослезился…. И внутри меня появился какой-то свет. Я понял, ради этого живу. Меня, например, не приняли даже на первый тур. Мы не так давно делали юбилей школы-студии. И Игорь Яковлевич Золотовицкий сказал: «И слава Богу, что не приняли, такого замечательного управленца могла страна потерять». И понимание того, что те, кому я передал знания, достигли большего, чем я, в какой-то степени без меня, может быть, вообще бы что-то пошло не так в их судьбе и жизни, подарило мне осознание, что я живу на этой земле не просто так. Это осознание меня с того момента не покидает. Я думаю, что все-таки наставничество - неотъемлемая часть любой режиссерской работы. В тот момент, когда к тебе приходят актеры и вы с ними должны создать общее высказывание, ты в любом случае становишься человеком, который ведет всех за своей мыслью, за своим желанием что-то сказать этому миру, и ты, конечно, должен это объяснить и научить это ретранслировать для публики. Задача сложная. Ее может решить только в той или иной степени учитель. И даже большие режиссеры, начиная работу с очень большими артистами, вынуждены их учить заново быть артистами, напоминать азы актерской профессии, потому что это его авторское высказывание, и, чтобы его донести до публики, артист должен стать средством, а этому надо научить.

Вы с легкостью рассказываете о том, как отказывались от успеха в одном, другом, третьем, чтобы сделать следующий шаг. Это нужно уметь. В качестве компенсации к вам приходит то, о чем другие только мечтают. Например, вы сыграли в голливудском кино. Как это произошло?

- Первый фильм был совместного производства Россия-Америка. У меня была незначительная роль, назывался он «Черная роза», если мне не изменяет память. Там было все достаточно легко, буквально две сцены, в одной - я лежу трупом. Это легко мне далось (смеется). Во второй сцене я буквально несколько реплик бросаю узнаваемым голливудским артистам. Меня пригласили, потому что на тот момент я и на телевидении много мелькал, и сериалы какие-то шли со мной бесконечные на различных федеральных каналах. То ли зацепило мое лицо, я уже не помню. Как будто бы неславянская внешность их зацепила.

Второй фильм - съемки с Марком Дакаскосом, где он был режиссером и автором сценария. Сейчас уже не помню деталей. Там была роль большая, я извел и себя, и всех. Пытался ее освоить на английском языке так, чтобы это было убедительно. Конечно же, это не получилось. Меня решено было переозвучивать, но на уровне «лишь бы сказал» я текст освоил. У нас были съемки и в Москве, и в Лос-Анджелесе. Я, конечно, был удивлен тем, что такое американское кинопроизводство. Я многому научился именно с точки зрения того, как организован творческий процесс. Это очень серьезная, очень детализированная механистическая работа. У нас, особенно после наших сериалов: один дубль - текст поучим, второй-третий – так попробуем, сяк попробуем, а потом когда-нибудь снимем. Там первый дубль я не забуду никогда, потому что я должен был войти в кадр, встать на конкретную точку или сесть, точно не помню. Но помню ужас свой, потому что я чуть-чуть сел не так, как мне показали. Страшный крик: «Стоп!» Какая-то ругань. Мне стало, действительно не по себе, потому что они готовили кадр, другой человек садился всегда туда. Все работают, мальчик! Ну-ка, сядь в точку! А я понимаю, что к нашему кинопроизводству это имеет малое отношение, потому что наши артисты, даже самые великие, они могут сесть, как им удобно, и никто им слово не скажет. Здесь все совершенно по-другому. И далее напротив меня оказались глаза голливудского актера, который в момент, как по щелчку, в чумовой наполненности начал со мной взаимодействовать. Он буквально вцепился в меня взглядом. Я, если честно, сказал: «Секунду. I’m sorry. Он сразу играет. Ой-ой-ой, это серьезно, ребята». У нас первый дубль спокойный, второй текст проговорим, потом будет актерский, вот там сыграем, где-то к пятому дублю разойдемся. А тут сразу такая включенность. Как выяснилось, в Голливуде принято так - ты берешь сценарий и идешь к коучу. Там с тобой все отрепетировали. А здесь ты пришел на площадку. Давай шарашь. Я, конечно, был потрясен, что смог, сделал. Там много чего есть, что, действительно, работает как часы. И я многое перенял. В своих проектах стараюсь добиваться такого же отношения всех к труду каждого, потому что не может быть, чтобы пока творец творит, при всем уважении к его процессу, ребята будут ждать, таскать, потеть, пока из кого-то что-то там рождается. Это неуважение, подготовься дома, придумай по возможности. Либо это другой этап должен быть, когда ты в состоянии сам с собой или с кем-то заниматься этими поисками. Но если уж ты вышел в определенную стадию проекта, ты должен нести ответственность перед другими людьми. И вот это главное, чему научился в Голливуде. И я стараюсь в своих проектах делать именно так, потому что должно быть потрясающее взаимоуважение друг к другу и, конечно же, к профессии, к которой ты, как тебе кажется, имеешь отношение.

Желание и возможность продолжить карьеру в этом направлении у вас было?

- Вернуться не хочется. Настолько я сейчас поглощен теми работами, которые у меня есть, теми проектами, задачами, которые передо мной сейчас стоят. Это и международного уровня проекты. Это очень серьезно, я понимаю, что это лицо нашей страны. Понимаю, насколько важно сейчас для нашей страны показывать открытость нашей культуры, демонстрировать ее, передавать истинные настроения, которые есть внутри нашего общества, особенно внутри деятелей культуры, чтобы тот образ, который из нас лепят определенные медиаструктуры в ясных странах, чтобы его уничтожать и показывать, что все по-другому Вот эти задачи занимают мои мысли. Есть, конечно, объемные задачи, связанные с поддержкой частных театров в Москве. Несправедливо, что много артистов, творческих людей не имеют возможности служить в государственных театрах. Так выстроена уже вся система, в ней случилась глобальная ошибка - выпускают больше, чем могут трудоустроить. И мы должны, как Москва, как департамент культуры Москвы реагировать на это и давать возможность этим креативным единицам реализовываться на благо публики. Но сейчас инфраструктура заточена исключительно на государственные театры, которые далеко не каждый демонстрирует серьезный удельный творческий вес, а может быть, даже наоборот, хотелось бы, конечно, порекомендовать к закрытию, называя вещи своими именами. Хотя, кто я такой, чтобы судить, но я просто констатирую факт, исходя из того, что витает в воздухе. Вот этими вопросами я занимаюсь, потому что ребята выигрывают гранты, они приходят в государственный театр, им говорят – аренда, пожалуйста, пока грант есть, ты заплатил за аренду, а потом что? В утилизацию сдавать? А на это уже потрачены государственные деньги, костюмы, декорации, куча всего. Во-первых, потрачена творческая мысль. Есть творческое высказывание. Зритель должен иметь право его видеть. Тем более, если там были государственные деньги. Пока мы только на первом этапе решения этой проблемы в Москве, и для нас здесь является, как мне кажется, интересным примером Санкт-Петербург, где, например, внушительное количество частных театров, потому что город ежегодно выделяет деньги на деятельность этих частных театров, просто, чтобы они существовали, могли платить аренду, тратить деньги на логистику грузов, потому что где-то ты хранишь, где-то ты играешь, понятно, не везде есть возможность хранить, ну и много чего другого. В Москве такой опции не существует. Мне кажется это странным, учитывая объем затрачиваемых на культуру средств в Москве и в том же самом Петербурге.

Мы подошли к проекту «Арт-платформа», руководителем которого вы являетесь. Это площадка, которая дает возможность начинающим или опытным командам, актерам, режиссерам, реализовать свой проект, представить его на суд публики. Возможно, это будет какой-то первая ступенька для дальнейшего развития. Как попасть к вам? Как режиссер, актер реализуется самостоятельно?

- Открытое театральное пространство «Арт-платформа» в Новом Манеже появилось благодаря поддержке Департамента культуры города Москвы. В свое время я пришел к руководителю департамента и очень доходчиво, может быть, трясущимися голосом, но донес мысль о том, что мы сталкиваемся с серьезным вызовом. У нас есть огромное количество команд, которые готовы реализовываться на благо москвичей, публики, культуры, которые, может быть, даже отчетливее чувствуют дуновение ветра общественного сознания. Потому что государственный театр имеет возможность немножко переждать - премьера не удалась - в следующем году попробуем. Частный театр так не может. Он живет по принципу: сегодня продал билеты - заплатил зарплаты, не продал - все закрываем двери, публике это не надо. Поэтому я тут больше верю частным театрам.

У нас же в глобальном смысле финансирование изменилось. Раньше все средства по нацпроекту «Культура» поступали в государственные организации - музеи, парки, театры, куда угодно. Потом появилась история, связанная с грантами, а это миллиарды рублей. И эти средства могут быть направлены, в том числе индивидуальным предпринимателем, автономным некоммерческим организациям, фондам. Это уже значимые игроки на культурном рынке. И меня услышали в департаменте, и мы решили создать в тестовом режиме пространство, куда приходит предприниматель, представитель креативных индустрий, который занимается непосредственно театром, потому что это моя вотчина, я за нее переживаю. И мы выстраиваем взаимовыгодный партнерский пакет, в рамках которого он прокатывает или создает свой культурный продукт, а мы являемся для него опорой по уставной деятельности. Мы у него не просто деньги за аренду берем, заплати и играй, что хочешь. У нас другой подход. К нам приходит предприниматель, мы с ним вместе считаем себестоимость, затратную часть и стараемся выпустить крутой спектакль, который бы шел на радость публике. Это всегда взаимная менеджерская, трудоемкая работа. Мы это делаем. За этот тестовый год нам с командой менеджеров удалось создать в том числе и серьезное количество документов, положений, приложений, договоров. И мы пока еще все равно в процессе и открыты к взаимодействию со всеми частными театрами нашей страны.

У вас уже сформировалась своя аудитория, которая следит за вашими премьерами, которые наполняют зал постоянно?

- Здесь не все так просто. «Арт-платформа» - место, где есть разные театры, а театр ценен своей публикой, своей аудиторией, своим зрителем. Приходя к нам, вы можете смотреть разное. Если вам это нравится, то, да, вы наша публика. Но в основном, конечно, у каждого театра сформирована своя публика. У нас, у «Арт-платформы», есть пока три своих спектакля, и наша аудитория потихонечку формируется. Мы существуем год, по меркам театра мы даже не младенцы, мы ещё не родились, мы только собираем свою публику, ищем себя. Многие творческие люди к нам приходят и говорят, что замыслили потрясающий спектакль, помогите нам продать билеты, а мы тут его создадим. Нет-нет, это не наша история. Пожалуйста, идите в государственный театр. Там помогут и билеты продать, и еще скажут, что ставить, как ставить и кто должен играть в главной роли. Это туда, пожалуйста. Мы все-таки, чтобы было понятно визуально, больше похожи на кинотеатр: вот, пожалуйста, афиша, такой спектакль, другой, такой театр. Но продадутся ли туда билеты, придет ли туда публика, это не наша мера ответственности, а мера ответственности театра. А мы стараемся поддерживать все-таки ведущие театральные проекты в нашей стране, а у них, как правило, с публикой все в порядке.

У нас вот на днях состоялось перевыпуск, но, по сути, премьера спектакля Юрия Квятковского «Сван». Это мастерская Брусникина. Без преувеличения, ярчайший частный театр нашей страны. Мы гордимся этой премьерой, и мы достаточно долго выстраивали с коллегами взаимодействие для того, чтобы им была интересна и выгодна наша площадка для проката. В чем наш интерес? Это понятно. У нас теперь такой бриллиант в короне.

Сколько мест в зале?

- 167 мест при стандартной рассадке зрительного зала. Это, конечно, не очень много. Хотим ли мы еще? Хотим, говорим об этом, ждем изменений. Все, что в наших силах, делаем. Конечно, не всем предпринимателям подходит такая коммерческая вместимость. Но, с другой стороны, многим, как вы правильно отметили, начинающим театральным организациям, этого вполне достаточно для того, чтобы не сильно рисковать. Театры развиваются у нас на глазах, растут, идут на площадки большей вместимости. Радуемся, конечно. Слава Богу, и пусть растут.

Если из 167 мест в вашем зрительном зале 160 окажутся пустыми, вы как театральный режиссер будете играть или как театральный менеджер не допустите такого факта?

- Какой хороший вопрос вы задали. Если на мои спектакли не будут продаваться билеты, я перестану ставить и закрою себя как театрального режиссера. Не существует в нашей профессии непризнанных мастеров. Смысл театра в незримой связи между автором, исполнителями, стоящими на сцене, которые являются средствами автора, и публикой. И если эта связь не устанавливается, если эта связь никому не нужна, значит, это не твоя профессия, не про тебя вообще, лучше поищи себя в чем-нибудь другом. Это серьезная дилемма. У меня же был опыт, когда один из тех спектаклей, которые я выпустил, не пользовался зрительским спросом совсем. И я через три показа снял его с проката. Я подумал: «Дим, ну ты ошибся, ты не угадал, что-то ты сделал не так». Кстати сказать, до сих пор не понимаю, что я сделал не так. Возможно, что я восстановлю этот спектакль, поэтому посмотрим. Может быть, это была и продюсерская незрелость еще. Я не смог донести информацию об этом спектакле до правильной публики. Но если мы уж поймем, что правильная публика была, смотрела, не приняла и ушла, а может быть, встала и ушла во время действия, то тут, конечно, пиши-пропало, надо уходить, чего уж там. Ну, либо учиться, развиваться. И никакой продюсер не спасет плохой спектакль, а вот хороший спектакль не нуждается в серьезном продюсировании. Хороший спектакль сам себя продает, а плохой спектакль тащи, как невод из темного моря, и ничего ты не вытащишь, и никакая золотая рыбка тут не поможет.