Ольга Гурякова (сопрано). Заслуженная артистка РФ. Дважды лауреат Национальной театральной премии «Золотая Маска» (1997, 2002). Лауреат Петербургской театральной премии «Золотой софит» (2002). Лауреат Российской оперной премии Casta Diva (1997).
Окончила Московскую государственную консерваторию им. П. И. Чайковского. Солистка Музыкального театра им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко. Выступала на сценах Большого театра, Мариинского театра, театра «Ла Скала» (Милан), Метрополитен-опера (Нью-Йорк), Ковент-Гарден (Лондон), Парижской национальной оперы, Венской государственной оперы, Баварской государственной оперы, театра «Ла Монне» (Брюссель), Большого театра Женевы, Театра комунале (Болонья), оперы Лиона, а также в Мадриде, Барселоне, Сан-Франциско, Неаполе. Принимала участие в Людвигсбургском фестивале (1997-2001), в фестивале в Экс-ан-Провансе (2002), в Зальцбургском фестивале (2005).
Ольга Гурякова вспоминает о своей работе и дружбе с выдающимся вокальным педагогом Светланой Григорьевной Нестеренко.
Вы помните свою первую встречу со Светланой Григорьевной?
- Это была долгожданная встреча, потому что я оказалась в очень сложной профессиональной ситуации. На пике своей карьеры я вдруг поняла, что мне надо что-то менять. Мучительно искала педагога, потому что это был тонкий вопрос. Ведь ты уже вроде бы много умеешь, уже спел в лучших театрах мира, и понимаешь, что так, как умел уже не годится. И замечательный концертмейстер, пианистка Люба Орфёнова сказала, что поговорит со Светланой Григорьевной, потому что она именно тот человек, которого я ищу.
Наша первая встреча прошла в Большом театре, там, где занимаются ребята из Молодёжной программы. Я, честно, совсем иначе представляла профессора Светлану Григорьевну Нестеренко, о которой так много слышала. Я увидела улыбающееся, очень доброе лицо, она сразу мне показалась такой родной и до боли знакомой, как будто я с ней общалась всю жизнь. Захотелось подбежать и обнять её.
Перед этим я по телефону изложила все свои страдания и рефлексии. А она вдруг очень по-деловому сказала: «Вставай здесь. Всё очень просто. Не обращай внимания, делай так. Тебе может это показаться странным. Включи диктофон, тебе это очень пригодится». За 15 минут она мне выстроила схему упражнений. И добавила: «Будешь делать это каждый день по два раза. Но сначала не сможешь делать сама. Нам придётся очень часто встречаться».
Я умоляла её взять меня. У меня на носу была куча гастролей - «Мадам Баттерфляй», 12 спектаклей подряд чуть ли не через день в Осло, за которые я очень боялась, потому что уже не ощущала себя в форме. Слава богу, наша встреча состоялась. Это было в 2012 году. Я благодарю бога каждый день за эту встречу.
Она вам позже не говорила о том, почему она согласилась? Ведь одно дело – начинать с начинающими, со студентами, давать им путевку в жизнь. Другое дело – работать уже с опытным человеком, с профессионалом.
- Мне сейчас вспоминаются её слова после того, как работа уже была проведена. Совершенно точно, гораздо легче заниматься с человеком с нуля, а здесь уже большая карьера, мне надо было всё забыть, а когда мышцы помнят слишком много, - это гигантский труд. И после завершения этой работы она сказала: «Ты последняя… Я больше просто не выдержу», и добавила, что «произошло вокальное чудо». Таких чудес, в той или иной степени, было много на её творческом пути. Я не знаю больше ни одного вокального педагога, который имел бы такой слух и такое чутьё. Есть очень много гениальных педагогов, при всём уважении к ним, в случае со Светланой Григорьевной это граничит с чем-то неизведанным, с экстраординарными способностями, которые не даны нам, простым смертным.
От чего она вас спасла, или, может быть, что она вам подарила?
- Она подарила мне вторую вокальную жизнь. Вся моя предыдущая карьера, и слава богу за неё, складывалась спонтанно. Было много дано природой, мне помогали замечательные педагоги, пианисты, режиссёры. Конечно, мой первый педагог в консерватории - Ирина Ивановна Масленникова. А Светлана Григорьевна препарировала мой голос. Я раньше считала, что это очень вредно, мне говорили: «Не надо тебе так много знать. Много будешь знать – хуже будешь петь». А она настолько научила меня разбираться в собственном голосе, полностью восстановила его, и в чём-то я стала петь даже лучше.
Другое дело, что мы не молодеем, и наши семнадцатилетние героини уже не позволяют нам выходить на сцену в образе Джульетты или Татьяны. Хотя есть ряд партий, которые я, конечно, вполне способна и сейчас петь.
Светлана Григорьевна принесла мне в дар и вторую замечательную профессию. Она говорила: «Я, наверное, возьму тебя к себе в Академию преподавать. Тебе это очень поможет. Ты будешь сама лучше разбираться, лучше слышать. Сможешь и другим помогать». Но я отнекивалась, считала, что должна сама выходить на сцену и блистать. Но жизнь сложилась так, что мне поступило настойчивое предложение преподавать в Институте имени Шнитке. Я посоветовалась со Светланой Григорьевной. Она одобрила. Я очень волновалась и первое время за каждым шагом обращалась к Светлане Григорьевне. Я до сих пор мысленно к ней обращаюсь, разговариваю, и очень часто меня берёт такая досада, что столько можно было взять, расспросить, записать, а я не успела …
Вы же дружили. О чём вы разговаривали помимо профессиональных вопросов? Куда вместе ходили? Может быть, у вас были какие-то девичьи секреты?
- Мы встречались почти каждый день. Я приезжала к ней, где бы она ни была. Поначалу наши занятия длились 15 минут, потом 20-30. Через полгода я её уговорила, чтобы она приехала ко мне в Осло. У меня была очень большая комфортная квартира, там было очень спокойно и комфортно. И первые близкие сердечные разговоры были там, в Норвегии.
Она научила меня потрясающим рецептам, я до сих пор готовлю курицу так, как меня учила Светлана Григорьевна. Безумно вкусно.
Она превращалась из энергичного деятельного педагога в родного и безумно близкого человека. Она позже пеняла, что мы даже слишком сблизились, а моему супругу Марату (тенор Марат Гали – авт.) говорила: «Ты меня уже не слушаешь, начинается синдром родственника, когда говорят – своих учить и лечить нельзя». Она стала такой родной и близкой не только мне, но и всей моей семье.
Моя мама её очень любила, она филолог, а ведь Светлана Григорьевна тоже начинала как филолог, и им всегда было о чём поговорить. Светлана Григорьевна приходила на наши домашние торжества и мы всегда ждали от неё тоста, потому что это было какое-то очень лаконичное, с большим юмором высказывание. Она всегда озаряла своим присутствием любую компанию, хотя была очень скромным и не любящим такого шумного внимания человеком.
С кем она первым познакомилась: с вами или с супругом?
- Она начала заниматься со мной. Мы с Маратом часто предлагали подвезти её до Академии, чтобы я первой позанималась. И Марат однажды попросил, чтобы она и его послушала. С этого начались и их занятия.
Наша дочь Марианна росла у неё на глазах. Мы мечтали, что настанет тот день, когда и она будет заниматься у Светланы Григорьевны, потому что немногие педагоги умеют после переходного возраста у детей работать бережно, ничего не нарушив, раскрыть как цветочек этот голос. К сожалению, не дождались…
Очень многие не успели что-то сказать, потому что все это было неожиданно. Если бы у вас сейчас была возможность отправить ей одно сообщение, которое она точно прочитает, что бы вы там написали?
- «Дорогая моя Светлана Григорьевна, я вас очень-очень люблю. Я молюсь о вас каждый день, благодарю бога за нашу встречу. И, мне кажется, я никогда не теряю связь с вами. Я говорю с вами, и я вас слышу. Спасибо вам. И пусть это не прервется. Я надеюсь, что вам там очень хорошо и мирно. Вы столько добра и света принесли в этот мир, что он стал намного лучше и красивее. Благодаря вам очень много людей получили какую-то невероятную информацию о своём голосе, их вокальные и певческие возможности раскрылись настолько, что они продолжают нести этот дар, этот талант миру. И это огромное счастье».
Не хочу реветь…
Дорогая моя, любимая моя Светлана Григорьевна. Всегда в моём сердце. Всегда-всегда.
Москва, 2021