Гостем очередного выпуска цикла интеллектуальных интервью Persona Grata стал композитор, продюсер, актер, певец Глеб Матвейчук.
О конкуренции в создании музыкальных спектаклей, настоящих друзьях, участии в шоу-проектах, математических шаблонах в музыке, коммерческом успехе региональных театров и подъеме интереса к национальной культуре – в большом разговоре в новом выпуске проекта.
- У вас в семье интересное сочетание имен, отчеств и фамилии: вы Глеб Алимович, папа Алим Иванович, мама Ольга Шалимовна. А фамилия с украинскими корнями - Матвейчук. Куда ведут ваши корни?
- Папа родился в Житомирской области. Алимом его назвал мой дедушка. Он бежал из концлагеря вместе со своим товарищем Алимом и благодаря ему остался жив. Сам Алим, к сожалению, погиб. В память о нем дед и назвал отца. Это дань уважения человека, который спас жизнь дедушке. Дедушка по маминой линии был военным в довольно высоком звании, участвовал в Великой Отечественной войне.
Когда папа известный кинохудожник-постановщик, мама - художник по гриму, то и ребенок, скорее всего, будет творческой направленности. Дети с артистическими наклонностями часто бывают в центре внимания и в детстве это, как правило, выражается в хулиганстве. Каким вы были ребенком?
- Я был отличником. Творческое начало обнаружилось рано. С семи лет попал в детскую студию Большого оперного театра в Минске. Ее создали для того, чтобы дети принимали участие в серьезных взрослых спектаклях: «Пиковая дама», «Кармина Бурана», «Кармен». А также создавались независимые детские музыкальные спектакли с участием оркестра и труппы оперного театра. С 7 до 12 лет я был там бессменным солистом, у меня даже дублеров не было. Потом мутация голоса, переживал нелегкий период в своей жизни, потому что не мог петь, а очень хотелось.
Вы папа двоих детей. Как относитесь к их шалостям? Какие правила у вас? Чего категорически нельзя в вашей семье?
- У меня избалованные дети, я разрешаю им все. Они у меня дурачатся как хотят, очень редко за что-то их ругаю. Алиса очень творческая натура - и танцует, и поет, и разрисовала весь дом. Саша поспокойнее. В большей степени похож на меня. Всегда спрашивает разрешения, очень осторожный мальчик в отличие от Алисы, которая уже и руки-ноги ломала, и на самокате в дерево врезалась. Все, что можно придумать, уже с Алисой случилось.
Когда вы уже как режиссер работаете с детьми на площадке, то действительно, с ними сложнее, чем со взрослыми?
- Да, потому что ребенку сложнее сконцентрироваться, удержать задачу в голове. Требуется больше времени. Но я всегда нахожу общий язык. У меня есть общее для постановочного процесса правило: «Я артистов очень люблю». Никогда их не ругаю. Получают у меня, в основном, технические службы.
Что для вас является на площадке показателем профессионализма? Есть какие-то маркеры?
- Мне достаточно одного-двух дней в новом театре, чтобы понять, что хорошо, а что нет. К сожалению, в целом по стране есть очень большие проблемы и с техническими службами, и с актерской труппой. Но я знаю определенные механизмы для того, чтобы настроить работу. Многие региональные театры приглашают нас именно с целью по-другому запустить работу. Потому что новые люди всегда вносят определенную мотивацию и для творческой труппы, и для технической команды. Поэтому есть определенный опыт работы и с недостаточно профессиональными командами.
Вы много ездите по стране с гастролями, и в других театрах ставите свои спектакли. Мы знаем много случаев, когда региональные театры поднимаются на достаточно высокий уровень. Приезжают работать столичные режиссеры, преображается внешний вид театров, идет техническое переоснащение. На ваш взгляд, разница между столицей и регионами, особенно отдаленными, постепенно стирается?
- Есть региональные театры, которые намного профессиональнее московских. В большинстве своем это зависит от руководства, от формата управления театральной труппой. Влияет сохранение определенных традиций, подход к выбору материала, к надзору над постановками и над прокатом. На мой взгляд, это очень важная составляющая, которая ушла из большинства театров. Я вообще, в принципе, всегда выступал за цензуру. Это очень важный момент, который ведет к определенному уровню профессионализма. Тот же театр «Глобус» - отличная актерская школа, театр работает как единый механизм благодаря директору Татьяне Людмилиной, которая держит этот театр в очень профессиональных руках. У них постоянно фестивали, гастроли в том числе московских трупп. Я вижу, как там все настроено, очень удобно и приятно работать с такими коллективами, получаешь удовольствие и отдыхаешь. Или, например, у нас был кастинг в Минске. Я был настолько впечатлен, что каждый артист уже знал материал наизусть, пел точно по нотам, концертмейстер восхитил меня своей музыкальностью. Иногда мне даже было сложно концентрироваться на сцене, потому что ушами я был с ним, настолько человек в музыке и пропускает все через сердце. Потому что в творчестве, если ты не получаешь удовольствие, лучше заняться чем-то другим.
У вас есть опыт работы с инклюзивным проектом. Почему вас эта тема затронула? И помните ли свой первый случай, когда вы в жизни увидели человека с инвалидностью?
- В нашей театральной компании работает много людей. Все мы очень схожи по духу, по творческому подходу. Есть в нашей команде режиссер Александра Каспарова, которая давно занимается такими проектами. Например, она режиссирует «Бал на колёсах» в Санкт-Петербурге. Я со своей стороны всегда буду поддерживать такие начинания, потому что очень важно обращать внимание на те проблемы, с которыми сталкиваются эти люди. Среди них очень много талантливых детей и очень хотелось бы их поддержать, привлечь в интересные проекты, увлечь и опыт, который мы получили на сцене театра «Глобус», он, по сути, уникальный. Артист с синдромом Дауна первый раз принимал участие в постановке Академического государственного театра наравне с профессионалами. Спектакль настолько затронул сердца зрителей, что сейчас на год вперед невозможно купить билеты. Настолько эта история попадает в людей, что они постоянно пишут, комментируют. К сожалению, уровень информационной поддержки недостаточный даже при очень активном давлении с нашей стороны. Никого не интересует. Это огромная проблема.
Рядом со мной всегда были люди с особенностями. У меня был друг с синдромом Дауна. Я всегда относился к этому спокойно. И когда такой артист появился в постановке «Гадкого утенка» в театре Глобус, к нему все относились как к обычному артисту. Это очень правильный подход. Была колоссальная разница с момента его первого появления в рамках театральной постановки и после премьеры. Был виден максимальный социальный рост в его адаптации, в общении с артистами, в своих проявлениях. И это очень здорово. Ведь основная проблема с такими детками, что они живут в очень закрытых коммунах, общество не даёт им возможности адаптации в социуме.
Спектакль демонстрирует, что это возможно, это влечет за собой огромное развитие и для мальчика, который принимал участие в постановке, и для окружающих, многие из которых изначально воспринимали такой эксперимент с опаской, а потом осознали и поняли, что такими людьми легко можно обо всем договориться, общаться и работать вместе.
Вы состоялись как актер, певец, имеющий очень много различных наград. Стали заниматься режиссурой, продюсированием…
- У меня есть внутренняя программа, что творческий человек должен постоянно развиваться. Если я понимал правила игры, то мне хотелось чего-то нового. Так случилось с кино. Я осознал, что в этом формате не могу развиваться как творческий человек, потому что сейчас в кино композитор просто обслуживает визуальную картинку. Он не творец, он исполнитель. Из кино ушел художник, пришел аранжировщик, ремесленник, который выполняет определенные задания. Они в большей степени математические, нежели творческие. Эпоха Артемьева, Рыбникова, Таривердиева ушла из кино. Я сейчас, в основном, говорю о большинстве появляющихся киноработ. Они сделаны по некоему шаблону, который ведет к коммерческому успеху. Не могу себя заставить работать, если понимаю, что в этом нет никакой творческой мысли. Даже если за это платят деньги. Я начал писать музыку для театра, потому что это совершенно другая творческая нагрузка. По поводу режиссуры ничего не думал, а уже в процессе осознал, что как композитор я тоже меняюсь, начинаю мыслить и создавать музыкальное произведение, как драматург.
Мой первый проект «Опасные связи», который назывался «Территория страсти», я писал, в первую очередь, как композитор, не рассчитывая, что я буду ставить, что режиссер может столкнуться с некими сложностями в постановке. Просто писал красивую музыку. Сейчас я уже пишу как режиссер, как художник по свету, как либреттист, как человек, который понимает, какие артисты у меня есть. То есть внутри меня уже сформировался режиссер, он ждал своего времени, чтобы попробовать сделать все самому. Режиссерских амбиций у меня, на самом деле, нет, но я понимаю, что какие-то проекты лучше меня другой человек просто не воплотит, потому что не понимает моего замысла на этапе создания произведения. Поэтому проект «Хозяйка Медной горы» я видел как режиссер и понимал даже в рамках того театра, в котором состоялась премьера, что у меня нет возможности менять декорации. Я могу это решить с помощью экрана. Поэтому изначально я сделал режиссерскую структуру и только потом дал себе задание и воплотил это в жизнь. Перешел от просто композитора к композитору-режиссеру.
Где вы сейчас получаете больше удовольствия - на сцене с микрофоном или в зрительном зале, делая замечания актерам?
- Это разные удовольствия. Я вижу огромные перспективы в театральной сфере, потому что могу это регулировать. С точки зрения исполнительского искусства есть определенный формат, в котором мы существуем, зависимость от массового зрителя, от его культуры, идеалов. Чего греха таить, не совсем я вписываюсь в массовом сознании в тот идеал, который сейчас на коне. Поэтому я тихо делаю свое дело. Я приверженец классического консервативного искусства. Обожаю Магомаева, Ободзинского Мартынова. Считаю, что это гениальная эстрада, гениальная история, связанная с мелодикой, с культурой исполнительства. Артисты, на мой взгляд, раньше даже занимали немножко другой социальный статус. Сейчас это все во многом превращается в клоунаду. Понятно, что культура развивается и герои меняются. В данный момент мы переживаем переходный период, поэтому я спокойно делаю свое дело на ту аудиторию, которая у меня есть, потому что не всех прельщает современная музыкальная мода. Это нормально и всегда так было. По этому поводу я не плачу, не ворчу. Осознаю, понимаю, принимаю и делаю свое дело.
На протяжении вашей творческой карьеры менялись направления, стили и ваша роль на сцене и за кулисами. Вы с завидным постоянством и достаточно успешно участвуете практически во всех существующих телевизионных проектах, связанных с голосом, с преображением, с превращением. Недавно завершился проект, где вы выступали в цифровом аватаре. Для вас это эксперимент или некий элемент промо, чтобы еще раз напомнить о себе?
- На самом деле я очень скромный человек и интроверт по своей сути. Я больше композитор, чем исполнитель. Просто судьба так сложилась, что я выступаю на сцене. Для меня все телевизионные шоу, в первую очередь, это вызов себе и творческий эксперимент: справлюсь ли я с этим? Опять-таки повторю, что творческий человек всегда должен развиваться и принимать вызов. Для меня пример - Александр Балуев, который, уже будучи состоявшимся артистом, решил попробовать себя в жанре мюзикла, и плевать ему было на мнение своих коллег, которые его отговаривали от этого. Он взял и дебютировал как артист мюзикла, как режиссер. Поэтому у меня перед глазами очень хороший пример, и я готов прыгнуть в какой-то новый творческий эксперимент, понимая, что это сделает меня лучше, и я получу новый опыт.
Вы с Александром Балуевым не только коллеги и партнеры, еще и друзья. Вы очень разные и по возрасту, и, наверное, по темпераменту. Что у вас было первично - творчество или дружба? И откуда корни этой дружбы?
- Александр - крестный моих детей. Изначально это был творческий импульс, постановка «Территории страсти», где он был генеральным продюсером и режиссером. На этом проекте мы начали тесно общаться и строить творческие планы. Нам интересно, в первую очередь, общаться на творческие темы, потому что Александр, как ребенок, увлекается новыми идеями, находится в постоянном развитии, он не устал от профессии, как многие артисты, которые внутренне затухают и считают, что они достигли определенного уровня, и находятся, скажем так, на ровной поверхности. Но это неправда. Если человек не развивается, он всегда катится вниз. Нет этой площадки, на которой человек может застыть в статичном положении и всегда быть творчески интересен. Очень многие артисты, которые чего-то достигли на каком-то определенном пике своей жизни, иногда всю последующую свою жизнь просто катятся вниз.
Народная мудрость говорит, что друзья познаются в несчастье. Но правда жизни показывает, что друзья познаются в радости. Когда ты успешен, те, кто искренне с тобой могут это разделить, и не завидуют, не пытаются как-то этому препятствовать, то, наверное, это настоящие близкие люди. У вас много моментов успеха в вашей карьере. Многих ли вы растеряли в периоды успеха?
- Еще раз вернусь к тому, что я интроверт, поэтому вокруг меня всегда было немного людей. Друзей у меня мало не потому, что я кого-то растерял. Я, в принципе, такой человек. Действительно, могу назвать другом Александра Балуева. Чуть ли не единственным. Поддерживаю отношения с Александром Домогаровым, который меня привел в театр. Всегда буду ему за это благодарен. Он показал меня руководству, и я появился в театре Моссовета. Говорил мне очень многие правильные вещи, когда у меня были вопросы и по поводу творчества, и по поводу актерского существования. У нас были разные периоды дружбы, и я тоже могу его назвать своим другом. Я был у него на концерте по поводу юбилея, бываю у него дома, строим творческие планы. Так что у меня есть друзья, которые искренне ко мне относятся и поддерживают меня. Меня очень сильно поддерживает мама, команда. Вокруг меня сейчас люди, которые объединены общими творческими идеями, пониманием, как должен развиваться музыкальный театр. Меня это очень радует. Я всегда был верен идее, что энергия притягивает похожую энергию. И я вижу, как начинает меняться мир вокруг театральной компании, как появляются директора, которые уже с огромным доверием относятся к нам, и этого доверия становится все больше и больше. Сегодняшняя ситуация спровоцировала интерес к развитию национальной культуры, это очень важно, потому что ушли франшизы. Я всегда был противником франшиз в том количестве, в котором они были на рынке. Я не говорю, что надо все запретить, не смотреть, чему-то учиться. Но я всегда считал, что нужно дать возможность развиваться национальному музыкальному театру, помогать ему. До определенного момента этого не было, потому что западные франшизы занимали очень сильные позиции и использовали российский театр как свой рынок сбыта. И мы получали иногда не очень качественный продукт, не адаптированный для русского менталитета. Люди, которые занимаются этим профессионально, это видели, и у них были вопросы, почему не дать возможность проявить себя российским компаниям. Но невозможно было тягаться с западными бюджетами. Поэтому долгое время наши маленькие компании дружно умирали, ничего не производя. Сейчас такая возможность есть, и мы доказываем, что коммерчески можем быть успешны, как и любые западные постановки. Мы конкурентоспособны с очень известными проектами. Это происходит и в регионах, и в Санкт-Петербурге, и в Москве. Поэтому если будет определенная государственная политика, я думаю, что в течении пяти лет мы достигнем очень высокого уровня развития. Это очень важно, потому что у нас много талантливых людей. Но если их не поддерживать то, к сожалению, это ни к чему не приведет.
Вы заговорили о бюджетах. Как продюсер, как руководитель компании, наверняка перед началом проекта оцениваете свои риски. В последние годы степень форс-мажора возросла неимоверно: пандемия, санкции и другие события, которые трудно предположить. Плюс есть риск, что зритель не пойдет, артист не сработает так, как хотелось бы. На какие главные вопросы вы отвечаете себе, чтобы, собрав количество положительных ответов, принять решение, делаете ли вы этот проект?
- Есть определенная стратегия при создании проекта. Мы для себя сделали схему с учетом всех возможных элементов. Их много. Прежде всего то, что мы работаем для русских людей, что проект должен быть коммерчески успешным. Мы никогда не приходим в регионы выкачивать сумасшедшие бюджеты, чтобы просто сделать красивый спектакль. Мы заинтересованы, чтобы театр заработал, потому что в наших интересах работать с ним и дальше. История развития нашего бренда основана на взаимном коммерческом успехе. Мы работаем с русской классикой, для русского менталитета. Не берем западную франшизу, не пытаемся закрутить в красивую обертку и продать просто для того, чтобы заработать. Мы работаем с тем бюджетом, который отобьется в течение небольшого срока. Например, сейчас театр в Новокузнецке заработал на постановке «Садко», хотя, наверное, это был для них самый дорогой проект. Мы все рассчитали, все остались довольны. И нас зовут уже на следующий год. Мы всегда в диалоге с театральной площадкой, понимаем, что сейчас актуально, что выпускают конкуренты. Очень много составляющих, которые ведут к той или иной стратегии.
Наши герои всегда рассказывают о своих любимых книгах. Когда мы приглашали вас на интервью, не сомневались, какую книгу вы назовете. Вашу дочь зовут Алиса, у вас несколько постановок мюзикла «Алиса в стране чудес». Почему именно это произведения вызывает у вас особое отношение? Либо вы когда-то представляли себя в этой «стране чудес»?
- Я для себя принял решение, что не буду заниматься документалистикой в формате театральных произведений, потому что в жизни каждый постоянно сталкивается с ее сложностями, проблемами, горестями, радостями, счастьем. А фантазийные миры мне очень интересны. Все началось с Алисы, потому что на самом деле это произведение - кладезь возможностей для постановщиков и художников. Существует миллиард постановок и каждая из них особенная. После «Алисы» был «Садко» - подводный мир, «Алконост» - древняя славянская мифология, сейчас вот «Хозяйка медной горы». Меня всегда увлекает возможность уйти от реальности. Поэтому я очень рад то, что у меня есть спектакль «Алиса в стране чудес». Это отправная точка.
Мы находимся в культурном центре, который носит имя Светланы Григорьевны Нестеренко, выдающегося вокального педагога, которая в том числе сыграла важную роль и в вашей жизни. Вы рассказывали о том, что однажды решили для себя, если уж этот человек не поможет, то не будете больше петь.
- Это правда. В моей жизни исполнителя Светлана Григорьевна занимает главное место, потому что именно она дала мне знания в исполнительском искусстве, в пении, на которых я до сих пор существую. Это был гениальный педагог. От Бога. На моих глазах происходила трансформация людей, которые ничего не могли, а через небольшое время уезжали в серьезные большие театры и становились там солистами. На пальцах одной руки можно пересчитать педагогов, которые, действительно, понимают и чувствуют вокалистов так, как их чувствовала Светлана Григорьевна Нестеренко. А я прошел очень много педагогов. Она была или 10-ым, или 11-ым, кто работал со мной. У нас все случилось очень быстро. Я, в принципе, теоретик с точки зрения вокального искусства, знаю, как устроено и все могу объяснить, очень хорошо ориентируюсь. Но то, что делала Светлана Григорьевна - это волшебство. Это было на каком-то непонятном мне энергетическом уровне. Она настраивала людей, воздействовала на физиологию человека, он начинал понимать какие-то вещи и совершенно по-другому петь. Очень интересно было с ней общаться, мы постоянно были в диалоге. Недавно открывал переписку. Мы постоянно обсуждали певцов, приемы, техники. Была постоянная внутренняя работа. Мне очень сильно не хватает этого. Я к ней приходил, когда у меня были проблемы, когда я перепевал, например, 10 сольных концертов с ангиной. Любой вокалист получит множество проблем с голосовым аппаратом, и надо восстанавливаться. Я всегда приходил к Светлане Григорьевне, и она делала это максимально быстро. Когда я работал с ней, то никогда не посещал фониатров, потому что мне было достаточно прийти к своему педагогу. В течение трех дней я восстанавливался и убегал от нее новенький, свеженький. Я всегда вспоминаю Светлану Григорьевну и говорю, что это мой главный педагог, который научил меня всему.
Есть ее фраза, которая осталась в памяти?
- Много чего осталось. Я записывал уроки, часто их слушаю и распеваюсь только так, как она меня учила. Живу по ее школе. А школа была очень мощная. Она и сейчас есть в ее учениках, которые занимают ведущие позиции в оперном искусстве. Я вижу, как растет эта школа, ее ученики учат новое поколение. Мне тоже очень много пишут, никогда не игнорирую эти вопросы, многим подсказываю какие-то вещи, касающиеся вокальных проблем. Тоже передаю знания, которые получил от Светланы Григорьевны.
Иногда хочется повернуть время вспять или наоборот прокрутить стрелку часов вперед, чтобы какой-то момент в жизни не состоялся. Есть у вас момент, в котором вы хотели бы прокрутить стрелку часов и пройти мимо него?
- Нет. Считаю, что вся жизнь, которую мы проживаем, имеет смысл. Все события, которые с нами происходят, они для чего-то даны. Это все жизненный опыт. Я не готов отказываться ни от каких моментов своего прошлого, потому что это мое настоящее.
Полную видеоверсию интервью смотрите на канале проекта в социальной сети "Одноклассники"
Проект реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив