top of page

Кирилл Крок: «О «золотой эпохе» Вахтанговского театра напишут огромные научные труды»



 

Гостем очередного выпуска цикла интеллектуальных интервью Persona Grata стал директор театра имени Евгения Вахтангова Кирилл Крок.

Об уникальном культурном наследии, негласных правилах «театра в белых перчатках», коварных приметах, о фотографии, ставшей памятником, расставании со спектаклями и людьми – в большом откровенном разговоре в новом выпуске проекта.

 

Театр Вахтангова перешагнул через свой 100-летний юбилей. Ярко, масштабно. 13 лет вместе с театром живете вы, живете в нем и ради него. Для вас 13 - счастливое число?

- Я не склонен верить числам, но если оттолкнуться от истории Вахтанговского театра, то 13 - любимое число Евгения Богратионовича Вахтангова, его место у нас навсегда - седьмой ряд, 13 кресло. Все, что связано с историей Вахтанговского театра, так или иначе крутится вокруг цифры 13, поэтому можно сказать, что это счастливое число.

 

Цифра 13 была и в недавних событиях, когда вы занялись организацией Дома Вахтангова во Владикавказе. Именно 13 квартир вам пришлось расселять для того, чтобы реконструировать этот дом.

- Да, это история родового дома Евгения Вахтангова во Владикавказе, в котором он родился и прожил первые 20 лет. Потом он уехал в Ригу, затем в Москву. Этот дом, слава богу, дожил до наших дней, но, естественно, внутри не сохранилось ничего, что связывало его с Вахтанговым. Только внешние стены, окна и двери. И в год 100-летия театра мы решили, что наш долг исторической памяти восстановить дом Евгения Вахтангова, сделать в нем культурный центр с музейной зоной, с небольшим театрально-концертным залом, что, собственно, сейчас и реализовано. Сегодня это филиал нашего театра. В доме, действительно, проживало 13 семей, которым театр купил отдельные квартиры.

 

Вы сказали, что не верите в приметы и в числа, но в театре наверняка есть какие-то свои суеверия, традиции, обычаи.

- В театре много всяческих суеверий. В каждом новом спектакле они тоже, безусловно, возникают. Но мне кажется главным, что нам удается сохранять еще со времен Рубена Николаевича Симонова, прямого ученика Вахтангова, который после Евгения Богратионовича возглавил театр и почти 20 лет вел его, то, что театр Вахтангова - «театр белых перчаток». Внутри могут кипеть нешуточные страсти, могут создаваться любые творческие непонимания и конфликты, но они никогда не выходят за стены театра. Театр Вахтангова всегда хранит все эти истории в себе.

Надо сохранять то, что сегодня мы называем русским репертуарным театром. К сожалению, в Москве очень мало театров, которые играют репертуар силами своей труппы. Один из них - театр Вахтангова. Мы играем весь репертуар на 99,5% силами артистов театра. Когда кто-то хочет ставить спектакль в Вахтанговском театре, мы всегда отвечаем, что опираемся только на труппу театра. Если режиссер берет пьесу и предлагает кого-то пригласить, то у нас очень жесткий ответ ему: или нужно поискать другой материал, или другой театр, где есть те актеры, на которых вы хотите ставить.

 

Есть еще поверье, что существует некое проклятие театра в отношении тех, кто ушел из него. Якобы у них потом не складывается творчество.

- Я тоже сначала в это не верил, но 13 лет жизни в театре меня убеждают в этом. Мне об этом сказала старейшая актриса, которую я застал в театре Вахтангова, Галина Львовна Коновалова. Она помнила театр довоенной эпохи, эвакуацию во время Великой Отечественной войны в Омск. Она мне рассказала, что ушедший из театра артист не состоится в творчестве и не будет счастлив в жизни. Вот как хотите, так и понимайте. Я ей сначала не поверил. А теперь, наблюдая за некоторыми нашими артистами, кто ушел из театра, с некоторыми из них даже общаюсь, вижу, что счастья-то у них в жизни и творчестве нет. Такая магия места. Можно в это верить, не верить, говорить, что это чушь, а вот все равно так. Понимаете, театр-дом - одна из важнейших составляющих функционирования театрального организма. Это во многих московских и питерских театрах напрочь утрачено. Может быть, это у нас не очень хорошо получается, кто-то скажет, что совсем не получается, но нас никто не упрекнет в том, что мы каждый день пытаемся сохранять театр-дом и делать все для того, чтобы он процветал.

 



Когда театр - равно дом и семья, то некоторые вещи, с которыми мы сталкиваемся в семье, хочется сравнить и с театром. Например, когда кого-то в семье обидели, кто-то ушел, кто-то разошелся дорогами, в семью всегда обратно примут…

- Мы все прекрасно понимаем, что как в любом творческом организме, тем более в театре Вахтангова, где у нас несколько актерских поколений, 119 человек в труппе, конечно, есть люди, которые кроме как на сборе труппы и каких-то наших общих театральных мероприятиях никак не пересекаются в творчестве Есть люди, кто не хочет с кем-то пересекаться, это тоже совершенно нормально для большого творческого организма. Семья не значит, что царит сплошная любовь друг к другу. Но каждый, кто переступает порог служебного входа - артисты, техники, администрация театра, хозяйственные службы, - так или иначе должен ощущать, что он пришел домой. Я об этом.

 

119 человек в труппе. Сколько всего человек работает?

- Порядка 500 человек.

Скольких из них вы знаете по именам?

- Практически всех.

Потому что они долго работают или потому что это ваше правило - знать каждого?

- Моя обязанность всех знать по именам и понимать, кто в какой службе работает.

 

Мы очень часто обращаемся к историям именитых актеров, руководителей, режиссеров. На сотрудников театра, которые тоже отдают ему всю свою жизнь, но остаются за кулисами, за сценой, мало обращают внимание. На вашем сайте есть интервью с шеф-поваром кафе. Это показатель внимания к людям театра. Можете рассказать историю сотрудника театра, чья работа для вас тоже является эталоном любви, служением театру?

- Не могу рассказать такую историю, потому что в театре работает 500 человек, каждый из них уникален на своем рабочем месте. Если этого человека не будет, у нас будут возникать те или иные проблемы. О ком-то сказать, о ком-то не упомянуть, будет совершенно неэтично, некрасиво по отношению к другим. Поверьте, в театре есть люди, кто служит в нем и 60, и 50, и 40, и 30 лет.

Что касается шеф-повара. У нас нет аренды служебного и зрительского буфета. Мы организовали свою собственную кухню, отдел питания зрителей и сотрудников. При покупке билета на сайте всплывает обязательное окно, зрителям предлагается заказать столик в нашем буфете, посмотреть меню, стол будет уже сервирован, чтобы без очередей перед спектаклем или в антракте посетить буфет. Такое уважение к человеку, который купил билет. И как раз для привлечения внимания, мы сделали раздел интервью с нашим шеф-поваром.

 

По вашему сайту видно, насколько в ногу со временем идет театр. Например, на сайте есть рингтоны.

- Да, это музыка из спектаклей. Идея наших сотрудников театра сделать такую фишку на сайте. Я не видел ни в одном театре. У нас много интересных идей. Это и библиотека в электронном виде, которую можно скачать. Все книги о театре, о людях театра, о театральных историях, которые издает Вахтанговский театр. Более 40 книг издано за эти 13 лет. Через год после издания они попадают на сайт, их можно бесплатно скачать. У нас есть своя газета, которая появляется и в бумажном виде. Бесплатная для зрителей. Мы очень много всего предлагаем. Не только купить билеты и прийти в театр, но и познакомиться с его историей, самостоятельно совершить экскурсию по театру. Если не можешь приехать в Москву, то можно купить билет и посмотреть видеотрансляцию спектакля, при этом самостоятельно переключая три камеры на исторической сцене. Много всего придумываем, чтобы жизнь театра не была ограничена только спектаклями, покупкой билета, информацией об актерах.

 



В традиции нашей программы спрашивать у нашего героя о его любимой книге и почему ее стоит прочитать. Книги, которые издает театр, уже появлялись в нашем проекте. Их рекомендовали в качестве своих любимых наши гости. Но в этот раз я решила сделать исключение, потому что одну из своих ночей я провела с вашей книгой «Театр надо любить. Причем вопреки». Я решила, что стоит рассказать именно об этой книге, потому что она написана человеком, влюбленным в театр. Она вызывает разные эмоции - смех, ностальгию, желание все увидеть своими глазами. Меня один факт очень приятно удивил. Каждый раздел иллюстрирован фотографиями. Несмотря на то, что книга написана от первого лица, каждая фотография подписана будто бы от имени того, о ком идет речь.

- Просто очень не люблю слово «я». Всегда стараюсь в театре применять слово «мы». Потому что ты не можешь создать театр один. Фраза избитая, но это так. Всегда коллегам говорю, что можно быть очень хорошим режиссером, но, если у тебя нет хорошего директора, опытного управленца, в сегодняшних условиях особенно, театр не построишь. Или, наоборот, если ты очень хороший директор с большим административным ресурсом, но у тебя нет режиссера, театр не создашь. Мы все друг за друга и друг от друга зависимы. Извините, скажу совсем банальные вещи - от юридического отдела мы зависим, тем более в сегодняшних условиях, когда законодательство стало очень сложным и очень требовательным ко всем финансовым операциям театра. От нас требуют огромную финансовую прозрачность всех наших трат.

 

И мы знаем истории, когда это оборачивалось очень печально.

- Вы имеете в виду Гоголь-центр? Да, потому что нельзя распоряжаться государственными деньгами, как своим карманом. Поверьте мне, сколько бы кто не пел нам песни о том, что это надуманное политическое дело, я знаю изнутри этого коллектива, там к государственным деньгам относились, как к своим. Хочешь снять с корпоративной карточки деньги? Иди сними. Отчет? Да какой отчет? Ты в ресторан ходил? Ну, напиши, что ходил в ресторан. Вот об этом речь. Поверьте, там нет никакой политики.

 

У вас есть юридическое образование, вы получили его по настоянию родителей. Насколько вам это образование помогло в вашей деятельности?

- Когда я получал это образование, была другая страна, другие законы, все было совершенно иначе. Но какой-то базис, безусловно, меня сопровождает всю жизнь. И я очень рад, что этот базис есть.

 

Для вас базовый принцип: «Суров закон, но это закон»?

- Да, если есть закон, мы его обязаны выполнять. И это данность.

Если закон уже не соответствует времени…

- Значит, его нужно менять, выходить с законодательной инициативой, идти в Государственную Думу, в комитет по культуре, искать депутатов, которые должны это поддержать. И, кстати, в последние годы в отрасли культуры нам очень много удалось сделать, в том числе при поддержке Министерства культуры, Государственной Думы, комитета по культуре. Мы вместе понимали, что какие-то нормы общего закона мешают развиваться культуре, в частности, театрам, мы очень много сделали, чтобы законодательство было адаптировано. Если нет культуры - нет человека, нет человека - нет общества.

 



Снова обращаюсь к иллюстрациям в вашей книге. В 2013 году была сделана фотография, на которой три легендарных вахтанговца - Яковлев, Этуш, Лановой. Спустя девять лет после этой фотографии появляется памятник.

- Да, вы абсолютно правы. Вы, наверное, первый журналист, кто так внимательно отнесся к этой фотографии у меня в книжке и понял, что, собственно, идея памятника как раз и возникла из этой фотографии. Это был последний сбор труппы, когда три великих русских актера были вместе. И кто-то случайно запечатлел их. И моя идея памятника им была основана именно на этой фотографии.

 

Вы очень много сделали для театра, начиная со стройки, реконструкции, заканчивая важными решениями, в том числе непопулярными. Есть в ваших поступках и то, что противоречит, скажем так, привычным общественным взглядам. Вы по-прежнему ездите на метро?

- Да.

Это ваша принципиальная позиция?

- Принципиальная. Вы знаете, когда с нами был Римас Туминас, наш художественный руководитель, он меня как-то вызвал и сказал: «Пожалуйста, прошу вас, чтобы вы ездили только на машине». Я ответил: «Когда придет время, и я не смогу физически это делать, обязательно воспользуюсь вашим советом». Прежде всего, я экономлю свое время. Если я куда-то опаздываю, то у меня начинается мандраж, я начинаю себя физически плохо чувствовать. Поэтому, зная, что мне ехать до работы 30 минут, ровно за полчаса я выхожу из дома. Всегда бываю в театре во столько, во сколько я кому-то пообещал. Все это знают. Для меня это принципиально важно. Ну а вечером, когда уже очень поздно, я могу себе позволить вызвать такси и доехать до дома.

 

Что еще вы делаете как руководитель вопреки сложившимся стереотипам?

- Отвечу на ваш вопрос немножечко иначе. Мне всегда жутко и неприятно, когда вдруг я слышу, к примеру, что какие-то мои коллеги не ходят обедать в служебный буфет, когда моих коллег, которые моложе меня, у подъезда ждет водитель, а престарелого актера некому везти. Мне непонятно, когда на гастролях коллективу подается автобус, а директору театра - иномарка. Меня просто выворачивает от этого. Откуда в людях это взялось? Ты часть коллектива, будь с ним. Что за обособленность? Что за табель о рангах? Ты такой же, как все. Эти вещи меня иногда убивают. Мне рассказали об одном директоре федерального театра, который требует на гастролях другую гостиницу, чтобы, не дай бог, никто не увидел, как он во время завтрака ест яичницу. До маразма доходит. Это неприличные вещи, в театре не может быть пять помощников, пять каких-то личных советников. Это запредельно.

 



Директору театра приходится принимать непопулярные решения…

- Да, к сожалению.

Происходит расставание с людьми, спектакль снимается с репертуара. Какое решение для вас было самым тяжелым за эти годы?

- Самые сложные, когда нужно прощаться с каким-то спектаклем. За этим актерские судьбы, характеры, аудитория. Но тут есть несколько аспектов. Главный из них, когда спектакль после трех-пяти лет эксплуатации начинает проседать по продажам билетов. Как директор не могу допустить, что в Вахтанговском театре на каком-то спектакле будет ползала. Это удар по театру. Римас Туминас учил нас, что со спектаклем надо прощаться, когда он, как свежая роза в вазе, еще источает аромат. И идти дальше. Поэтому это всегда очень трудное решение. Начинаются обиды, кто-то перестает здороваться, показывая свою обиду, но потом жизнь продолжается. Если мы не будем что-то снимать с репертуара, тогда мы не сможем, извините, ставить новые спектакли. В месяце 30 дней, если каждый спектакль мы не играем хотя бы один раз, то он тихо начинает умирать. Критично для спектакля, когда мы его начинаем играть раз в полтора месяца. Сами актеры говорят, что забывают текст, мизансцены, смыслы, очень трудно входить в спектакль. Поэтому это всегда сложные решения. И, конечно же, вы правильно сказали, очень трудно расставаться с кем-то из сотрудников, особенно с теми, у кого огромные заслуги перед Вахтанговским театром. Стараемся находить какие-то компромиссы, переводим на другие должности, где люди могут быть более полезны, могут с этой работой более адекватно справляться. Я стараюсь делать так.

 

Руководитель театра является неким буфером, как вы говорите в книге, между творческими потребностями и хозяйственными возможностями. И не только в этих вопросах, но во всех спорных ситуациях директор впитывает в себя весь негатив для того, чтобы сохранить статус «театра в белых перчатках», погасить этот огонь. Но вы тоже живой человек.

- Накануне, перед интервью, я напитался такого негатива в театре и до четырех утра не мог уснуть. Спал несколько часов, потому что я был вынужден напитаться и нервозности, и волнения, и сомнения, потому что спектакль на выпуске. У всех творческих людей нервы - не канаты. Все живые люди. Без конца принимать это на себя - очень сложно.

Не даете выход своим эмоциям?

- Я тоже живой человек. Иногда могу и психануть, очень жестко сказать. Но стараюсь это делать поменьше.

Кстати, как вы относитесь к русскому мату как способу выгрузить свои эмоции и не обидеть кого-то? 

- По-моему, Фаина Георгиевна Раневская сказала, что она знала столько сволочей, которые культурно говорили, и столько приличных людей, которые могли употребить жуткое слово, и это было прекрасно. Стараюсь меньше. Работаю над собой каждый день.

 

В вашем театре огромное количество актеров, которые имеют звездный статус не только в театральном мире, но и в кино.

- Да, это прекрасно.

Все востребованные, известные люди. Как вам удается маневрировать между такой их занятостью в кино и репертуаром? Все-таки порядка 120 спектаклей в месяц.

- У нас давным-давно в театре действует правило для артистов, что мы планируем репертуар на три месяца вперед. Есть негласное правило, что пока театр не объявил репертуар и он не появился в электронной программе, ни один артист не может дать дни под съемки. Есть обратное правило. Если кто-то у нас заболел, и нам нужно делать замену спектакля, пока режиссерское управление не переговорит с каждым из артистов того спектакля, который мы хотим поставить на замену, мы это не можем сделать приказом директора. Кто-то скажет, что у него съемки и он не может, значит, увы, отменяем без замены. Это правило взаимного уважения к театру и со стороны артистов, и со стороны администрации театра. Конечно, бывают ситуации, когда кинопроекты планируются за полгода, даты уже известны, артисту нужно уехать, например, далеко на север или в другую страну, то мы стараемся идти навстречу. Я прекрасно понимаю, что известным артиста делает кино, а мастером - театр.

 

У вас в театре еще существует правило, что актер вправе отказаться от предложенной ему роли…

- Да, это правило есть, и оно для нас очень сложное и тяжелое. Ввел его Римас Туминас, который последние 15 лет возглавлял Вахтанговский театр, и мы с этим правилам живем и пытаемся соблюдать, потому что оно, наверное, правильное. Нельзя творчеством заниматься, потому что есть приказ директора театра на доске. Не директор театра, поверьте мне, назначает на роль. Приходит режиссер, смотрит спектакль, знакомится с артистами. Говорит, что хотел бы занять тех-то. Единственное, что я иногда себе позволяю, то же самое делал Римас Владимирович, мы вместе просили режиссера о том, если у актера занятость в репертуаре, нужно обязательно иметь второй состав для того, чтобы как раз спланировать те 120 спектаклей и гастроли.

 

Имя Римаса Туминаса уже неоднократно прозвучало. Оно неразрывно связано с театром, в репертуаре легендарные спектакли его авторства. В своей книге вы достаточно четко и подробно рассказали об истории, которая не сходила со страниц газет, журналов, различных средств массовой информации. Нет смысла еще раз об этом говорить. Все об этом знают. Вы подробно рассказали и о болезни режиссера, и о том, как было тяжело, и о том, как он не смог присутствовать на премьере. Фото, где артисты на поклоне на сцене и сзади уходит режиссер, мне кажется шедевром, просто рвет душу. Действительно, о том, что было, все знают. В этой истории на вопрос, что есть и что будет, у вас есть ответ?

- Есть Вахтанговский театр с огромным культурным, культурологическим наследием русской классики. Это поставил иностранный режиссер с такой любовью, с таким пониманием русского духа, уважения к автору, что многим сегодняшним московским режиссерам, и не только московским, нужно еще учиться и учиться. Мы это будем оберегать и сохранять столько, сколько позволит нам время, жизнь артистов и обстоятельства. Человека, режиссера, который бы так уважал и понимал русскую культуру, внесшего более значительный вклад в развитие русского театрального искусства, сегодня нет. Его встречи с режиссерами иногда заканчивались на высоком градусе. Хотя Римас старался ни с кем не ссориться, он мягкий человек. Он говорил: «Если вы так видите, то кому это интересно? Вы хотите Чехова и Достоевского переписать? А это у вас кто будет? А ля Путин в спектакле? А это современная российская власть? Нет, спасибо. Это неинтересно. Режиссер вторичен. Если ты берешь Достоевского, твоя задача раскрыть автора, сделать так, чтобы человеку через пять минут не было скучно в зале. Покажи сюжет. Покажи человека на сцене, раскрой смыслы. Ты хочешь себя показать? Тогда сам напиши пьесу, попробуй ее поставить, если кому-то это будет интересно».


Свою фамилию на афише напиши…

- Да. Вот, что всегда и всем говорил Туминас. Главное на сцене – человек. Никакого издевательства, никакого переноса в другую эпоху. Он терпеть этого не мог. И этот мощный культурный багаж мы бережно сохраняем в меру сил и обстоятельств, пытаемся в этом художественном ключе двигаться дальше. Римас терпеть не мог микрофоны, камеры, огромные экраны на сцене. Его просто от этого трясло. Поэтому сегодня Вахтанговский театр имеет главного режиссера, ученика Римаса Туминаса, Анатолия Шульева. Мы активнейшим образом приглашаем молодых режиссеров, среднего возраста, более известных, чтобы они ставили на наших шести сценах, которыми обладает Вахтанговский театр. Туминас мог выпустить одну премьеру в сезоне и это становилось событием для всей театральной жизни страны, поэтому без него мы вынуждены выпускать по 9-10 премьер в сезон. Потому что мы прекрасно понимаем, я об этом честно говорю, что, например, в прошлом театральном сезоне из десяти выпущенных премьер четыре, можно сказать, удача театра. Это нормальный творческий процесс. Мы занимаемся творчеством, и никогда не знаем, что в конечном итоге получится. Иногда спектакль случается даже не на премьере, а через несколько дней на показе. Так много раз было у нас в театре, когда предрекали, что все плохо, и вдруг происходило чудо под названием «искусство на сцене». Поэтому мы вынуждены это делать, и будем дальше так творчески развивать театр. Ничего другого никто не придумал и никогда не придумает. Театр, поверьте мне, это, когда утром мы репетируем, а вечером открываем занавес для зрителей. А остальное - лаборатории, общественные читки - это плюс. Нельзя эти вещи подменять. Или еще говорят: «Я так вижу, это мое высказывание». Один молодой режиссер, которого вознесли до небес – «Золотая маска», ассоциация непонятно каких критиков, - пришел к Римасу: «Давайте я у вас поставлю. Это мое высказывание». Римас очень четко ему сказал: «А зачем мне твое высказывание? Кому это нужно? Кого это интересует? Ты кто? Пока никто. Ты вторичен. Твоя профессия режиссер». Вот этим мы живем и будем жить дальше. Я вас уверяю, что на сцене Вахтанговского театра никогда не появится спектакль с матом, что кто-то будет бегать голым, потому что «я так вижу» и какие-то другие гадости. Этого не будет. Я всегда говорю режиссерам: «Есть подвальный театр, зачем ты хочешь у них хлеб отобрать? Им это надо, чтобы к ним хоть как-то публика ходила, чтобы билет подороже сделать. Нам это совершенно не нужно. Пожалуйста, туда».

 

Вы допускаете, что через какое-то время будете произносить имя вашего коллеги не в прошедшем, а в настоящем времени?

- Я желаю Римасу только одного - здоровья, потому что знаю, что с этим у него огромные проблемы. Его болезнь, к сожалению, сегодня не лечится медициной, поэтому я ему желаю здоровья. И, может быть, когда, как он любил говорить, расцветут яблони в саду, мы увидимся. И коль мы затронули эту тему, я хочу прочитать вам четверостишье одного из моих любимых современных поэтов, Сергея Таратуты. Когда все это произошло, он написал такие строки:

«Когда сбывается заветная мечта,

Будь начеку, они уже в засаде.

Те, кто не может в жизни ни черта,

Как только гадить, нападая сзади».

 

Вы родились в год 50-летия Октябрьской революции. Люди по-разному вспоминают советское время: кто-то с ностальгией и любовью, потому что дружно жили все вместе, уважали другу друга, кто-то, столкнувшись с периодом репрессий, вспоминает жесткие истории, через которые прошла страна. У вас какие воспоминания?

- Я бы сказал так. Мой прадед был репрессирован, и мой дедушка по материнской линии, его сын, не мог в 30-е годы никуда устроиться на работу, его просто не брали, потому что в паспорте было написано, что отец - враг народа. Это первая моя ассоциация. Второе, я бы никогда не стал увлекаться театром и сегодня не был бы директором Вахтанговского театра, если бы в то время не ходил в городской дворец пионеров в театральную студию. Моя мама водила меня по всем театрам, мы с ней пересмотрели весь идущий на тот момент детский репертуар. Понимаете, в каждом времени есть и черные страницы, и светлые воспоминания. Олег Павлович Табаков как-то при мне сказал фразу: «Театр, как зебра, - то полоса шоколада, то полоса того самого». Вся жизнь наша складывается из радости, из горести, из проблем, из приятных моментов.

 

Вы жили в коммунальной квартире. Об этом тоже по-разному вспоминают. Ваша коммуналка на Ленинградском проспекте какая?

- С нами жила злая, всем недовольная бабушка, была тетя Саша с мужем и двумя детьми, уже не припомню, откуда они приехали. И когда мы с мамой переехали в отдельную квартиру, стало даже как-то не по себе, чего-то уже не хватало. Но очень быстро это забылось.

 

В коммунальной квартире, наверняка, на стене висел отрывной календарь…

-Да, я помню, длинный-длинный коридор, около входной двери на стене телефон, потертые обои, карандаш на веревке…

Если бы представить, что это календарь не на конкретный год, а на всю вашу прожитую жизнь, какой день вы бы хотели оторвать из этого календаря для того, чтобы он никогда не произошел?

- Первый день, когда в автокатастрофе погибла моя мама. Второй день, когда я в темном зале говорил с Туминасом, и он сказал, что смертельно болен онкологией. Это для меня самые черные дни.

Сколько лет было маме?

- Маме было 60. Но она была очень активным человеком, ничего не предвещало такого исхода.

 

Жизнь показывает, что генетическая память наших предков так или иначе передается нам на подсознательном уровне. Таланты и способности могут проявиться в каждом из нас. Наверняка и ваши способности, которые раскрывались с течением времени в ответ на вызовы, в том числе активировали какие-то генетические истории. Ваш дедушка, который начинал со спорта, а пришел к тому, что стал заместителем руководителя «Олимпийского» тоже в вас какой-то генетический вклад внес?

- Дед - это моя любовь. Он во многом меня и сформировал. Он был очень активный, с огромной силой воли, очень энергичный. Даже, когда ему было 70, он буквально летал по ступенькам. Очень хорошие воспоминания юности с ним связаны. Он был профессиональным спортсменом, ушел воевать на 1-й Украинский фронт, был ранен, пуля попала в горло. О спорте надо было забыть, и он стал очень талантливым человеком. Организовывал все спортивные и культурные мероприятия, если говорить современным языком. Он много лет проработал в газете «Известия», где потом работала его дочь, моя тетя. У нас получается семейная связь с газетой «Известия» - через деда, через мою родную тетю, сейчас через меня - иногда я там пишу колонки о культуре.  

 

Те, кто работают на телевидении, говорят, что сегодня огромная нехватка профессиональных кадров. В кино жалуются на нехватку хороших сценаристов и качественных сценариев. Если говорить о театре глобально, то какая, на ваш взгляд, самая большая проблема театра XXI века?

- Это не нехватка кадров, а неумение правильного подбора и доверия молодым. Я, к примеру, являюсь соучредителем ассоциации «Артмастерс», где молодым талантливым ребятам, которые что-то уже умеют, например, снимают и монтируют клипы, дается шанс получить грант на реализацию проекта, поехать на обучение, пообщаться с теми, кто в этой профессии состоялся. Это отличный социальный лифт. Другое дело, что многие отрасли в креативных индустриях - очень закрытые сообщества. Порой туда очень сложно попасть молодому специалисту, талантливому человеку, в том числе и в театр. Тем не менее, я не думаю, что это серьезная проблема. Приведу пример. Порядка пяти лет тому назад мы поняли, что нам нужен свой художник по свету. С учетом того, что у нас шесть сцен, нам нужны два или три художника по свету, которые будут выпускать новый спектакль, следить за качеством исполнения спектаклей, которые идут в репертуаре. И мы из наших ребят-осветителей воспитали двух суперпрофессионалов. Они уже работают с другими режиссерами в разных театрах, при этом у меня было условие - не бросать Вахтанговский театр. Если будет выпуск где-то на стороне, мы всегда отпустим. Вся история в том, что ты или мотивирован искать, или проще сидеть и говорить, что нет толковых людей. Не может этого быть. Я еще могу согласиться, что где-то в регионах России, да, сложно. Когда мне говорят об этом в Москве, то, ребята, плохо ищите. Или мало платите.

 

У целых цивилизаций, у государств, у проектов есть жизненный цикл – рождение, расцвет, упадок, гибель. Сейчас Вахтанговский театр находится на вершине, на пике своего успеха, своей популярности, своего статуса, любви зрителей. Эта точка на вершине горы означает, что дальше движение только вниз?

- Вы спрашиваете ровно о том, что я сказал на сборе труппы. Мы, благодаря спектаклям, творчеству Римаса Туминаса, Юрия Бутусова достигли этой вершины. Сегодня наша задача - не потерять эту линию горизонта. А путь в творчестве вершины не знает. И за достигнутой вершиной есть огромные облака, пространства, воздух, куда нам нужно прорываться. И будем делать все, чтобы это случилось. Как это сложится? Знает один Бог. Но попытку будем делать.

 

Вы можете здесь и сейчас назвать себя счастливым человеком?

- Да, конечно. Абсолютно отдаю себе отчет в том, что я в своей жизни застал золотой расцвет театра. Не каждому директору, актеру, сотруднику театра удается вскочить в этот поезд, и ощутить, что ты застал эту эпоху. Поверьте, нас с вами не будет или мы будем уже в глубокой деменции, а об этом золотом периоде Вахтанговского театра, его спектаклях будут написаны не такие маленькие книжки, как моя, а огромные научные труды. Я в это свято верю. И знаю, что так будет. Я соучастник этого, я был рядом, и это мое присутствие дает мне элемент счастья в жизни.

 

Полную видеоверсию интервью смотрите на канале проекта в социальной сети "Одноклассники"

Проект реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив

 

 

bottom of page