Актер театра и кино Иван Кокорин стал очередным гостем цикла интеллектуальных интервью Persona Grata.
О смысле профессии, новой энергии кино и театра, о выходе на арену против быка, поэзии и многом другом – в большом разговоре в новом выпуске проекта.
Вы когда-то принимали участие в телевизионном шоу, выходили на боксерский ринг, провели много боев, показали, что физически можете держать удар. Если перейти на территорию человеческих взаимоотношений, часто ли вам в жизни приходится держать удар?
- Каждодневно. По характеру я мягкий человек, но постоянно пытаюсь отстаивать свои границы. Я не понимаю, почему так происходит, вроде бы все должно быть легко, по-человечески, с уважением. Но в какие-то моменты люди не понимают этого. Приходится буквально отстаивать свои позиции, даже в мелочах. Возможно, виной тому наша общая внутренняя суета, нет возможности остановиться и прислушаться к человеку, всмотреться в него. Я, кстати, это острее стал ощущать.
Может быть, сегодня порядочность и скромность воспринимаются как слабость?
- Думаю, что каждый сейчас пытается выплыть сам и редко кого интересует мнение и взгляд другого человека. Надо самому немножко остановиться и сконцентрироваться. Мне кажется, что в этой скорости, в поточности, суете мы все немножко растворяемся.
Когда вы принимаете в жизни какие-то важные решения, вы сам себе главный советчик или есть в жизни люди, чье мнение для вас важно?
- По-разному. Конечно, я внимательно прислушиваюсь к своим близким. Но, когда я проанализировал все свои успешные решения, то обратил внимание, что они все приняты интуитивно. Это говорит о том, что стоит больше доверять себе. Ты можешь к кому-то прислушиваться, но все-таки отправной импульс должен идти от тебя, он будет вернее и точнее всего. Это у меня так работает. Не могу отвечать за всех. Это не в одну секунду, не сразу приходящая внутренняя интуиция. Необходимо погрузиться, успокоиться, подумать, тогда приходят верные решения. И только время проверяет все твои правильные или неправильные решения.
В актерской профессии очень важно «попасть в персонаж». Ракитин в «Братьях Карамазовых» - моя любимая роль в вашем исполнении, мне кажется, максимально точное и четкое попадание в цель. Актер использует разные ощущения из реальной жизни, чтобы «включить» их на съемочной площадке. Было ли у вас какое-то очень сильное эмоциональное состояние в жизни, которое вы в ролях еще не воплотили?
- Было очень много ярких эмоций, их я беру для кино, театра, концертов. Например, после Школы-студии МХАТ я пошел в армию, интуитивно понимал, что мне надо туда идти, что это жизненная практика, опыт.
И потом случилась «9 рота»…
- И, конечно, я пришел с багажом. Снимаясь в тех или иных кинопроектах, я ставил перед собой цель не врать ни себе, ни зрителям. Я, прежде всего, вспоминал, как было в жизни, давал очень четкую оценку внутри себя, при этом надевая на себя разные образы и характеры персонажей. Мы как сосуд, набирающий жизненные впечатления.
Чтобы найти новые ощущения, кто-то выбирает экстрим, кто-то начинает какие-то эксперименты в профессии… Вы куда отправляетесь за новыми впечатлениями?
- Наверное, это путешествие, куда я очень давно не ездил (улыбается) Это, конечно, любовь, которая питает и дает мощный импульс. Конечно, это друзья, с кем ты давно не виделся. Кино, книги… Видите, у меня нет одного четкого ответа, куда я отправляюсь за новыми эмоциями. Мы иногда, как скоростной поезд, куда-то движемся, снимаемся-снимаемся. А на следующий день концерт или спектакль, а я понимаю, что мне нужно выдохнуть, перестроиться, и не успеваешь переключиться. Я заметил интересный момент для себя: «Чем хуже, тем лучше». Не знаю, с чем это связано. У меня сейчас был большой блок непростого кино с очень большой выработкой, и был спектакль в этот день, на следующий день концерт. Приезжаю на спектакль, понимаю, что надо сконцентрироваться, ту задачу отмести и вспомнить, какой я здесь. И вроде бы удалось, вышел к зрителям, а во втором действия понимаю, что поплыл. Все соображаешь, понимаешь, но силы просто уходят. Вспомнил, что может помочь сладкий чай. Глюкоза пошла в организм и поднял себя. Вот такая интересная химия.
А вы для себя нашли ответ на вопрос, зачем вы в этой профессии?
- Я давно его нашел, еще во время студенчества в Школе-студии МХАТ. Это то, ради чего я живу. Не хочу обидеть другие профессии, но я не смог бы жить, занимаясь чем-то другим. Я должен понимать смысл сегодняшнего дня. Даже если у меня не каждый день концерты, съемки или театр, я постоянно нахожусь в поиске и подготовке чего-то нового. Сейчас скажу пафосные слова, но я счастлив, когда моя мысль, отправленная в зал, находит резонанс в зрителях и возвращается мне даже не в качестве аплодисментов, а в качестве тишины… В этот момент я счастлив.
Психологи утверждают, что у каждой страны, у каждой нации есть своя базовая эмоция, которая объединяет. Кто-то горячий, веселый, медленный, задумчивый. И эти же самые психологи говорят, что, например, «радость» никогда не была базовой эмоцией для нашей страны. В силу разных причин: климат, история, масштаб. Вы очень разный. Иногда очень веселый, заводной, а порой - очень глубокий, задумчивый, с каким-то внутренним надрывом. Так какая же все-таки ваша базовая эмоция?
- Я всегда за объединение: детей с родителями, за объединение рода, класса, школы, института, театра, кино. Я знаю, что есть сила, когда люди вместе творят, вместе заражены общей энергией. Но для того, чтобы все это делать необходимо обладать позитивом. Так вот, я объединяю людей через позитив, через радость. Когда мои дети были маленькими, я делал большие праздники, шоу и кукольные театры.
Но интересно, что в своих концертах, спектаклях я это не транслирую. Меня другие вещи интересуют. В кино это зависит от ролей, которые мне предлагают. С другой стороны, у меня есть близкие друзья, с которыми я раскрепощаюсь и могу смеяться несколько часов. Со стороны может показаться, что я сумасшедший. А я понимаю, что нахожусь на такой степени раскрепощения, что, наконец, сбрасываю с себя все маски, которые, к сожалению, надеваю на улице. И этот момент раскрепощения дает мне воздух и разрядку.
Мы с вами застали Советский Союз. Помним, каким было то время. Сейчас очень модно обращаться к теме 80-х - 90-х. Для вас оно какое? С каким знаком?
- Что говорить, время тяжелое. Я на своей шкуре не так его ощутил, но смотрел на родителей и понимал, что это их молодость, расцвет. Конечно, мы все остались, грубо говоря, бездомными, каждый искал свою краюху хлеба и себя в этом новом мире. Конечно, это трагедия для страны. Но я поступил в Школу-студию МХАТ, переключился на свои задачи, темы. Огромное спасибо моим родителям, которые поддержали меня, и все делали для того, чтобы я закончил институт. Что касается кино, считаю, что надо двигаться вперед, надо открывать новые темы, новых героев, давать новую энергию, которая вытащит нас всех. Посмотреть, как, например, во французском кино умеют радоваться жизни. Нам не хватает радости. Столько тем, а мы почему-то обращаемся к 90-ым. Парадокс. Тема себя исчерпала. При том, что я понимаю, это история нашей страны, огромный пласт. Но, ребят, если мы хотим куда-то двигаться, если мы хотим счастья для наших детей, надо самим двигаться вперед.
Ваша профессия дает вам уникальную возможность путешествовать во времени, что позволяет пожить в разные времена. Какое время вы бы для себя выбрали?
- В каждой эпохе свои катаклизмы. Я родился в свое время. Конечно, мне интересно было бы посмотреть, как зарождалась Россия, княжества. Если дальше нырнуть, то в эпоху Возрождения заглянуть. Очень интересно было бы посмотреть Испанию, когда там занимались корридой…
Кстати, о корриде. У нас в студии всегда лежит книга, которая нравится герою, которую он бы рекомендовал прочитать. Вы в числе своих любимых назвали произведения Хемингуэя, в том числе и то, которое рассказывает о судьбе матадора. Расскажите почему, на ваш взгляд, это нужно прочитать и почему это заинтересовало вас?
- Для меня Хемингуэй стоит отдельно. Я понимаю, что мое нутро к нему подключено на 100%. Когда-то в школе «Старик и море» произвел на меня просто колоссальное впечатление. Потом я про него забыл. Но судьба меня забросила на шоу Первого канала «Большие гонки», где я выходил на быка. Он стоит напротив тебя, ты смотришь ему в глаза, через доли секунды он может броситься на тебя. Есть буквально мгновения, чтобы забраться на сетку, чтобы он тебя не задрал. С точки зрения техники безопасности у них завязаны рога, но это 500 кг, которые могут тебя тут же раздавить! Мы подписывали контракт в случае летального исхода. Но я три сезона туда ездил. Я не понимал, почему езжу. Это несвойственно человеку выходить против зверя… Я как-то разговаривал с ним. Разговор длился доли секунды. Я стою и, не шелохнувшись, смотрю на быка. Прямо ему в глаза. Он стоит и тоже смотрит мне в глаза. Дуэль глазами может продолжаться некоторое время. Я пытаюсь прочесть его мысли. Думаю, ты сейчас бросишься на меня или позже? И когда он внезапно кидался на меня, конечно, я убегал, взбираясь, как пуля, высоко на это заграждение, а он внизу яростно бился рогами. Бился всей своей мощью. Вот они эмоции, которые остаются на всю жизнь. Это опасно, никаких денег ты за это не получаешь, но едешь туда. Какой-то сумасшедший адреналин и разговор с животным.
Это поединок с животным или поединок с самим собой?
- По факту это поединок с самим собой. И потом мне в Московской филармонии предложили сделать концерт по Хемингуэю. И это был рассказ «Непобежденный». В нем старый матадор возвращается после лечения травмы из больницы и просит своего промоутера выпустить его на бой. Тот говорит, что зритель забыл его и сможет заплатить за бой буквально копейки. Вы представляете, какая боль у человека, который был когда-то на пьедестале? Он выходит на быка. Тяжелая борьба, бык его пыряет, но и он наносит быку тяжелую рану, бык падает, а нашего героя уносят с арены. Бык физически ранил героя, победил, но тот остался непобежденным, выстоял и выполнил свою задачу. Читая этот рассказ, вспоминаю, как я выходил против быка, я знаю, что это такое. Вообще, для меня Хемингуэй очень мужской писатель. Он дает мне силы. Он очень крепкий внутри. Возможно, я у него беру то, чего мне не хватает.
Актер достаточно зависимая профессия от многих факторов. Страшно ли услышать в свой адрес такие же слова, которые сказали матадору: «Тебя забыли. За тебя уже не заплатят»?
- Страшно. Актерская профессия очень неустойчивая. Хочется много работать, всегда быть на плаву, но жизнь непредсказуема. Я начинал с великими режиссерами, многие уже не с нами. Появляются новые ребята, которые уже не помнят меня. А прошло-то всего ничего. Вроде бы я только начал, 23 года в кино. Но сменилось поколение. Надо быть на плаву. И я занимаюсь разными вещами, говорю: «Я есть». И появляется то, чем я горжусь. Например, картина «Курчатов», которую снял Саша Сукачев, сын Игоря Ивановича Сукачева. Он мне предложил роль, которую очень давно никто не предлагал. Это рассказ Айзека Азимова «Пауза», там есть персонаж Некто. То ли бог, то ли ангел, то ли демон. Я пересмотрел много голливудских картин, чтобы понять, как вообще артист в этом существует. Все очень по-разному это делают. И мне захотелось сделать так, чтобы у людей не было ощущения, что актер играет роль. Мне захотелось быть им. Мне полгода понадобилось, чтобы понять суть этого героя по имени «Некто».
Вам доводилось выходить и против быка, и на ринг. Но еще вы выходите в зрительный зал, когда у вас нет декораций, костюмов, партнера, нет второго дубля. Я о ваших поэтических концертах. Это некая степень обнаженности, когда есть только человек, его слова, эмоции и насколько он будет в данный момент обнажить свои нервы, обнажить свою душу, настолько высока вероятность того, что в зале наступит та самая тишина. Для вас это любовь к поэзии или это тоже преодоление себя? Или возможность раскрыть свой внутренний мир публично?
- Я к этому давно шел. Для меня это переход в другую свою ипостась. Я очень люблю сниматься в кино и жить без него не могу. Люблю играть в театре. Это другая планета, без которой я тоже жить не могу. Но когда выходишь один на зрителя, а зрителей иногда бывает 500-600 человек, конечно, это проверка себя. И эту проверку я уже прошел. Здесь мне кажется важным вот что. Я играю, например, в спектакле – драматург это написал, режиссер поставил, костюмер одел, художник оформил в декорации, я спрятан за своего героя, которого мне надо оправдать, полюбить, понять. И я задаю вопрос: «А где я сам?» Поэтому поэзия, действительно, сознательный переход в те темы, которые меня волнуют, когда я могу быть собой, могу людям транслировать то, что меня внутри беспокоит. Я смотрю в глаза зрителям и вижу, насколько это заходит или нет, насколько есть отклик, насколько они это принимают, переживают это вместе со мной. Это тот переход, до которого я дорастаю больше как человек, чем актер. Здесь есть тот посыл, о котором мы говорили сегодня - ради чего я живу? Вот здесь я себя чувствую на месте. Это не говорит о том, что я не хочу заниматься кино. Очень хочу и люблю. Буду рад предложениям, которые будут меня двигать, помогать познавать этот мир, и открывать, и копаться, и страдать, и мучиться, и получать удовольствие на съемочной площадке. Но еще раз повторю, что когда я выхожу один к зрителям, то транслирую те мысли, которые, мне кажутся важными сегодня.
Вы и сами пишите стихи. Прочтите что-нибудь.
- Стихотворение называется «Фонарь».
Мне чудилось вчера одно,
Как я выглядывал в окно.
Мой взгляд искал знакомый лик.
Но в этот мой душевный миг,
Как я б не приближал его,
Увидеться нам было не дано.
Снег тихо падал на фонарь,
Стоящий под моим окном.
Он, как красивый государь,
Стоит в обличье городском.
Он мой единственный свидетель,
Мой одинокий постовой.
Он мой единственный спаситель,
Стоит один на мостовой.
О, сколько он картинок жизни
Перед собою наблюдал!
О, сколько он рассказов длинных
За жизнь большую увидал!
Смотрю в окно и жду твой образ.
Быстрей меня отогревай.
И вновь я закрываю окна,
Иду заваривать я чай.
Полную видеоверсию интервью смотрите на канале проекта в социальной сети "Одноклассники"
Проект реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив